Немного позже Слейтер ответил: «Ты пишешь мне в письмах, что не удивишься, если я потерял к вам интерес. Однако ты очень ошибаешься, дорогая Мальхен. Я потеряю к вам интерес лишь тогда, когда кончится мое существование. Я каждый день думаю о вас всех».
Феми тоже писала регулярно. «Макс часто говорит о тебе, и дети тоже, — писала она в марте 1924 года. — Магда, Эрна, Эрих и Ганс уже в браке. Вальтер пока не женат, а восемнадцатилетняя дочь (Лилли), к большому сожалению, умерла во время войны. Мой старый Макс (ему сейчас 60 лет) по-прежнему вполне крепок и должен умело работать и зарабатывать деньги… Если бы существовала надежда увидеть тебя вновь! Наши дорогие родители всегда молили об этом Бога, но, к несчастью, они так рано ушли из жизни… От твоей любящей сестры Феми, Макса и всех пятерых детей».
В следующем сентябре она написала: «Я только что вернулась с кладбища, навещала могилы наших дорогих родителей, и в качестве привета шлю несколько листьев оттуда. Мы с радостью тебя приютили бы у себя — и я, и Мальхен. Ты хорошо знаешь, что у Макса всегда для тебя что-нибудь найдется, и ваша братская любовь не иссякла. Наша дорогая матушка порадовалась бы от всего сердца, если бы увидела, как мы привязаны друг к другу и с каким желанием приняли бы тебя к себе».
К середине 1920-х жизнь Слейтера в Питерхеде стала легче: после 15 лет и многих просьб его освободили от работы в карьере и перевели в плотницкую мастерскую при тюрьме. Однако при всей радости от нового назначения, которая описывается в тогдашних письмах Слейтера, его строки полны отчаяния:
«Я не знаю, есть ли в мире существо (не исключая каннибалов), которое чувствовало бы то же, что я, — с горечью писал он в 1924 году глазговскому приятелю Сэмюелю Риду. — Уже 15 с половиной лет, как меня бросили в тюрьму за преступление, которого я не совершал. В настоящее время я чувствую, что взорвусь. Неужели мое дело не дает ни малейших зацепок для сомнений?» Послание Слейтера 1925 года, тайком переданное на волю, наконец даст такую зацепку.
Глава 18. Похищенная брошь
В начале 1925 года, после получения послания от Гордона, Конан Дойль написал Джону Гилмору, министру по делам Шотландии: «После тщательного анализа дела я лично убежден, что Слейтер не знал о существовании погибшей женщины прежде, чем его обвинили в убийстве. Однако исходный вопрос о вине или невиновности еще не все: осужденный уже отсидел 15 лет, а это, насколько я понимаю, является обычным пределом пожизненного заключения в Шотландии при хорошем поведения заключенного. Я настоятельно просил бы вас любезно проявить личное внимание к данному делу, которое, вполне вероятно, войдет в анналы криминологии».