Конан Дойль на стороне защиты (Фокс) - страница 70

Свидетельские показания Шмальц и Антуан только усугубили ситуацию. Выйдя на свидетельскую трибуну, Шмальц заявила, что во время убийства Слейтер обедал дома. При этом, отвечая на вопросы Юра, она огласила информацию, которая наверняка вызвала у присяжных крайнюю обеспокоенность:


Вопрос. Кто вас нанял?

Ответ. Мадам Жунио.

Вопрос. Она тогда жила в доме 45 по улице Ньюмана в Лондоне?

Ответ. Да.

Вопрос. Принимала ли она там джентльменов?

Ответ. Да.

Вопрос. Был ли среди них и Оскар Слейтер?

Ответ. Да.

Вопрос. Приходил ли он чаще других джентльменов?

Ответ. Да.

Вопрос. Проживал ли он там иногда?

Ответ. Он иногда там оставался…

Вопрос. Оставался там как муж мадам Жунио?

Ответ. Да…

Вопрос. Когда вы приехали в Глазго, дом 69 на улице Святого Георга… кто-нибудь приходил в дом помимо мадам и самого Слейтера?

Ответ. Да, приходили друзья мадам.

Вопрос. Джентльмены по вечерам?

Ответ. Да.

Вопрос. Ходила ли мадам в мюзик-холлы «Империя» и «Палас»?

Ответ. Да…

Вопрос. Что делал Слейтер в течение дня?

Ответ. Он иногда выходил по утрам и после обеда — я не знаю, что он делал.

Вопрос. Насколько вам известно, занимался ли он делами?

Ответ. Нет, насколько я знаю.


Когда пришла очередь Антуан давать показания, все стало еще хуже. Викторианский идеал женщины как «домашнего ангела» — описанный в поэме 1854 года с таким названием авторства Ковентри Патмора — в начале ХХ века еще не изжил себя. Домашний ангел имел две вариации: девственную (добродетельная дочь) и материнскую (заботливая асексуальная жена и мать). Антуан со всей очевидностью не была ни тем ни другим. Даже ее декларированное занятие — певица мюзик-холла — было довольно постыдным. «Публичная профессия актрис, певиц и танцовщиц считалась почти по умолчанию связанной с сексуальной неразборчивостью, — писала исследовательница Розмари Дженн. — Выражение „юная особа из театра“… было эвфемизмом для проститутки»[38].

Антуан тоже обеспечила Слейтеру алиби, заявив, что в момент убийства он был дома. Однако к свидетельской трибуне она вышла уже после того, как Шмальц рассказала суду о приходящих джентльменах. Эти две женщины умудрились вызвать неловкость, свойственную поздневикторианской эпохе: неловкость из-за классовой принадлежности, сексуальности, иностранного происхождения, а более всего из-за знания — или, скорее, незнания — собственного места в жестком общественном устройстве того времени. Когда лорду-адвокату представился случай подвергнуть Антуан перекрестному допросу, он ответил лишь: «У меня нет вопросов», тем самым ясно показав, что с точки зрения обвинения она уже выступила максимально действенно.