— Вот, кентавр лохматый! — Мика топнула от досады.
Если врожденная магия не работает, дела плохи. В кулоне не осталось морской воды. Вся выплеснулась, когда девочка нечаянно притянула её силу.
Поборов желание забиться в угол и расплакаться, Мика принялась обследовать комнату Виктории. Не спальня, я тесная каморка: железная кровать, стол, два жестких стула, потрёпанное кресло в углу, шкаф с одеждой и полка с книгами. Кошмар по сравнению с «Жемчужной короной». Самое страшное открытие ждало впереди — за окном не оказалось моря! Открыв шторы, девочка чуть не лишилась чувств. Никакой зелено-синей глади, только жуткие прямоугольные дома, похожие, как братья.
Особенно в комнате впечатлили две вещи: нелепая одежда сестры и её портрет на столе. Платьев в шкафу Мика насчитала всего четыре: коротких, не достающих до колен! У двух отсутствовали рукава! Фу-у-у! Остальной гардероб состоял из мужской одежды: штанов и необычных рубашек без пуговиц, но с рисунками и надписями. Мика застыла, озадаченно разглядывая русалку. Та ни капли не походила на настоящую. Девушки-полурыбы, жившие возле замка Ларье, были самыми печальными существами на свете.
В этой самой рубашке с русалкой сестру запечатлели на портрете. Он легко помещался в ладонях, но столь достоверных картин Мике видеть не доводилось. Даже гениальный прадед Руди Флоренс не умел так чётко прорисовывать черты. Виктория получилась, как живая. Вот-вот заговорит!
Неудивительно, что ни отец, ни сердитая старушка не заподозрили подмены. Одно лицо! Всё равно, что в зеркало смотреться. Но, на взгляд Мики, она выглядела изящнее сестры. Девочка с портрета производила впечатление простушки. Трудно вырасти леди, живя в бедноте. Зато Виктории достался талант художника. Передался через два поколения от знаменитого прадеда. В простеньких рисунках, разложенных на столе, чувствовалась душа и сила. Мика обиженно поджала губы. Она всегда мечтала научиться рисовать, но зря переводила холсты и краски. Колдуны и колдуньи получились с перекошенными лицами, море не походило на море. Не было в нём силы и волшебства. Дурацкое голубое месиво, и только.
Мика аккуратно сложила рисунки сестры в стопку, собрала цветные карандаши в коробку. Спрятала в шкаф. Ни к чему добру пылиться на столе. Собралась закрыть дверцы, но остановилась на полпути. Внимание привлекла перевязанная лентой кипа бумаг в углу. Это оказались письма: заклеенные, а не свернутые в трубочку. Магические печати отсутствовали.
Мика знала, что читать чужую почту плохо, но не удержалась, заметив слово «маме», выведенное детской рукой. Девочка, как никто другой, знала, что Доминика Ларье, носящая теперь фамилию Винклер, никогда не станет читать эти послания. Ей не было дела до живой дочери. Не то, что до мёртвой.