Дружинин собирался было сесть, отдохнуть: с дурными вестями не торопятся. И вдруг увидел на карнизе поветшалого дома жестяную пластинку с надписью: «Пушкинская, 40». Дом Баскаковых! Больше раздумывать было некогда, и Павел Иванович с бьющимся от волнения сердцем открыл калитку, поднялся по ступенькам крыльца.
Тесовая дверь оказалась незапертой. Нарочно не сдерживая стука сапог, — чтобы слышали — Дружинин прошел через узкие сени, через кухню с холодной плитой, остановился в открытых дверях просторной комнаты-залы. Комната была чисто прибрана, на полу лежал ворсистый ковер с замысловатым цветным узором по бордовому полю, на стенах висели картины — это были солнечные пейзажи горного края; из коричневой рамы над этажеркой на Дружинина, как живые, глядели глаза Виктора.
— Приветствую, — полушепотом произнес Павел Иванович, снимая фуражку. Ему показалось, что фронтовой друг слегка улыбнулся и вот теперь, как там, в Белоруссии, Польше, Германии, протянет руки и обнимет до хруста в плечах.
Тем временем из комнаты-боковушки выбежала девочка с пушистой челочкой до бровей. На ней было легкое платье с кармашками, в руках она держала большой, одна половина красная, другая синяя, мяч.
— Здравствуйте, — сказала она отчетливо.
Павел Иванович присмотрелся к ней. Это же дочурка их, Галя! Отцовский прямой нос, его энергичный взгляд, даже ямочка на подбородке такая же глубокая, как у отца…
— Вам надо маму? Мама ушла к соседям, скоро придет.
«Наташка моя походила на Анну… Эта вся в Виктора».
Девочка не выдержала молчания гостя и смело назвалась:
— Меня зовут Галей.
— А меня Павлом Ивановичем. — Дружинин встряхнулся и шагнул к ней. — Вот мы и познакомились. Галочка.
Она оценила ласку в его голосе, приветливость взгляда и тоже подалась на шажок вперед. Внимание ее привлекла военная фуражка с черным околышем, — гость держал ее у колена.
— Вам на фронте такую дали?
— На фронте.
— И шинель?
— И шинель.
— И на самоходке вы по фронту ездили?
— Представь себе, Галочка, ездил и на самоходке. Тр-рах, бах, тр-рах, бах! — едешь и палишь по фашистам.
Карие глаза девочки слегка повлажнели, она прикусила краешек нижней пухлой губки, борясь с каким-то желанием. С каким же? И вдруг спросила:
— А нашего папу вы не видели там, на фронте?
Павел Иванович медленно опустился на венский стул, скрипнувший под тяжестью его тела.
— Скоро он приедет домой?
— Скоро, Галочка, скоро, — вырвалось у Дружинина. Сказал и тотчас спохватился: какая неправда! Хотелось привлечь девочку к себе, поцеловать, искупить вину ли, ошибку ли ласками, но Галя подбросила мяч и побежала по комнате: