— Сколько силы! — прошептал вернувшийся от машины Гоша.
— Силы много, — раздумчиво сказал Дружинин. Снова прислушался: шум, плеск, рев. Все, что есть на пути, снесет такая стихия. — Хорошо, что показал, Гоша, поедем.
Долго стлалась под радиатор машины зимняя укатанная и слегка припорошенная дорога. Наконец из тумана пробились расплывшиеся кляксы огней, сбоку показался угол заиндевелого дома. Замелькали бледные силуэты заводских корпусов.
Когда ехали мимо заводоуправления, Павел Иванович заметил тусклый огонек в угловом окне второго этажа, в директорском кабинете. Значит, Абросимов еще не уходил домой, работает. Наверно, звонит и звонит, пытаясь связаться с Москвой. Если моторы не удастся получить на этой неделе, обе драги перейдут выпуском на январь, годовой план будет сорван. А знает ли Михаил Иннокентьевич о возможном наводнении?
— Домой? — опять спросил Гоша.
— Нет, к подъезду заводоуправления.
XVII
Работу агитатора Людмила начала с того, что пошла знакомиться с избирателями. Ей казалось, что на обход пяти домиков, выделенных Антоном Кучеренко (руководитель агитколлектива Дружинин куда-то исчез), потребуется час-два, ну, от силы один вечер.
А она потратила два вечера и во всех квартирах еще не побывала. Во-первых, участок достался дальний, окраинный, чуть ли не у квасоваренного завода, во-вторых, не могла же она забежать впопыхах в квартиру, переписать, как овечек, живых, всем интересующихся людей и стучать в дверь по соседству: открывайте, идет агитатор. Кое с кем пришлось поговорить о самих выборах в Верховный Совет, кой от кого принять поручения. Старик со старушкой спрашивали, не пошлют ли за ними с избирательного участка хотя бы лошадь, до войны они ездили голосовать на машине; инвалид Отечественной войны просил похлопотать в собесе насчет протезов, слышно, делаются такие, что прицепил их, обулся и пошел, как Мересьев, на танцы. Избирательница Полина Ельцова не обращалась ни с какими просьбами, но у нее Людмила задержалась чуть ли не до полночи.
…Из общего холодного коридора в деревянном барачного типа доме Людмила постучалась в крайнюю справа дверь и вошла. Маленькая, только повернуться, прихожая, слева — отгородка для кухни, там стирала белье молодая полная женщина, прямо — вход в комнату, занавешенный черным драпри, из-за полотнищ драпри выглядывали две пары детских бойких и любознательных глаз.
— Здравствуйте, я агитатор, — громко сказала Людмила, уже привыкшая ориентироваться в незнакомой обстановке.
— Пажа-алуйста! — мягко и ласково, с московским выговором на "а" протянула хозяйка, распрямляясь и обтирая подкрученным рукавом халата мокрый от пота лоб. — Извините, что у меня беспорядок.