— Что вы, что вы!
— Придешь с работы — новая работа, по дому. И то надо сделать, и другое успеть.
— А вы продолжайте, — посоветовала Людмила, видя, что расторопная хозяйка положила в ванну недостиранное белье и смывает с рук мыльную пену. — Я быстро, сегодня мне только познакомиться и занести в список.
— Сегодня можно бы и не стирать, — снова заговорила та, — найдется, что в бане переменить, да не люблю, когда в доме валяется нестираное белье. Духа не переношу! — И она звонко, с мелодичностью колокольчика засмеялась; среди белых ровных зубов ее в правой стороне сверху обнажился маленький золотой; казалось, он-то и звенел колокольчиком. Заметив, что гостья вынула из кармана пальто карандаш и вдвое сложенную тетрадку, неумолчная женщина предложила Людмиле проходить в комнату. — Там у меня стол и чернила, там вам будет удобнее.
— Да вы не беспокойтесь, я умею и так, — отказалась Людмила и смутилась, потому что никак не могла развернуть окоченевшими пальцами тоненькую тетрадку и пристроить ее на муфте.
— В таком случае, прошу сесть. Толя, Алеша, несите тете-агитатору стул, живенько!
Тотчас два паренька, одинаковые ростом, в одинаковых вельветовых курточках, не столько помогая, сколько мешая друг другу, появились со стулом, поставили его в тесной прихожей и сбегали принесли сплетенную из разноцветных лоскутков подстилку.
— Спасибо, ребятки, — поблагодарила Людмила.
— Пажа-алуйста, — ответили они в голос и, как мать, с растяжкой на "а". Постояли, дожидаясь, когда гостья сядет, и скрылись в комнате, будто растаяли.
— Хорошие мальчики, — похвалила Людмила и мельком взглянула в сторону коридора, не следят ли опять из-за ширмы. — Вежливые, послушные.
— Пока посторонние в доме… — засмеялась мать. Устроив агитатора, она опять принялась за стирку. — Чуть вошел посторонний — они у меня паиньки, осталась одна с ними — не очень-то стесняются, а уж что делают без меня, говорить неудобно: все в квартире перевернут вверх дном.
Она будто и жаловалась на своих сорванцов и журила их, а ни обиды, ни возмущения в голосе ее не было, в глазах же, голубых, влажных, светилась материнская доброта. "Почему у одинокой матери ребятишки не в детском саду? — подумала Людмила. — Им очень хорошо было бы в группе старшеньких". И она спросила об этом.
— Были они там, — опершись на стиральную доску, ответила женщина, — пока не проездили лето в деревню, отдыхали у моих хороших знакомых. Вернулись к первому сентября — все места заняты. Так и остались ребятишки за бортом. С осени-то ходила, хлопотала, носила разные справки, что одинокая мать, муж погиб на фронте, сама целый день на работе, — не могут принять. Перед Октябрьскими праздниками освободилось одно место, а нам надо два, не могу я одного дома, другого — в детском саду. Вот так и живем, ожидаем. Уж, думаю, только год остается до школы, пробьются и так, был бы хлеб да тепло.