Очередь смешалась, будто ее ложкой размешали. Над головой вместо боевых топоров поднялись корзины, и все двинулись штурмовать фургон. Начитавшись в журналах, что вежливость требует, чтобы женщин пропускали всегда первыми, бабы рванули вперед. Они пробивались и плечами, и иными более объемными частями тела, которыми иногда женщины пробиваются в жизни вперед. Только вот беда, тут почти все были женщины… Последствия оказались печальными: цыплят не получал больше никто, они удалялись, теснимые нежными руками, плечами и боками, — фургон откатывался прочь. Алнис, подняв корзину над головой, двинулся вместе с толпой.
— Вы чего толкаетесь! А еще мужчина… — непрестанно стыдили его.
Автофургон вытолкнули на мостовую и перегородили дорогу, — связь между Бирзгале и другими городами республики нарушилась. Продавщицы старались отделаться поскорее от цыплят, отсчитывая их в корзины кому попало.
Тут, запыхавшись, перед мотором машины, где страждущих не было, встал участковый Липлант и закричал:
— На улице торговать запрещено! Прекратить!
Заметив милиционера, продавщицы изнутри прикрыли дверцу. Тут бабы устремились к Липланту:
— Что это за безобразие! Сейчас же наведите порядок! — И начали корзинами колотить по жестяным бокам фургона, как по сковородке.
Липлант вспотел и ослабил узел серого галстука. Алнису до отхода автобуса нужны были цыплята, поэтому и он потребовал:
— Порядок или цыплят!
— Встаньте, пожалуйста, в очередь! — изо всех сил три раза повторил Липлант, зная, что бог любит троицу.
Продавщица заметила Алниса и приветливо на него посмотрела. Алнис, как стрелу подъемного крана, протянул через головы руку с корзиной, в которую было вложено два рубля десять копеек:
— Тридцать петухов!
Рада, что избавляется от петухов, продавщица отсчитывала их быстро. Разгневанные женщины тут же вытолкнули Алниса из очереди, чему тот очень обрадовался, а сами продолжали толкать фургон.
— Опрокинут! — закричали продавщицы. — Милиция!
Что делать? Арестовать кого-нибудь — нет оснований, вот если бы опрокинули… Стрелять в воздух нет смысла, никто же не удирает, а, напротив, именно жмут сюда. Огреть бы дубинкой по… Но боже упаси — здесь ведь жизнь надо прожить. Липлант попытался нежно схватить одну бабу за теплую руку, чтобы выстроить аккуратную очередь.
— Не лапай, не то жене твоей скажу!
И руку пришлось отпустить.
— Почему вы не наводите порядок? — уходя, любезно осведомился Алнис.
— Это… это неорганизованные беспорядки… очень неорганизованные беспорядки… — вздохнул Липлант.
В автобусе, держа на коленях корзину с желтыми пискунами, Алнис размышлял, как бы в Пентес смыть у них с затылков чернильные пятна, чтобы петушков продавать как курочек, ликвидируя таким образом половую дискриминацию и к тому же зарабатывая с каждого цыпленка по двадцать восемь копеек. Итого он возьмет свой дневной заработок…