Меня ранит равнодушие Влада. И гнетет мысль о том, что кто-то подставил меня с рассылкой.
Есть совсем не хочется, но я все равно бреду к лифту. Выйду, проветрю голову, отвлекусь от уныния. Так глубоко погружаюсь в свои мысли, что не замечаю, как вместо первого этажа нажимаю кнопку подземного паркинга. Из него тоже есть выход, так что я неспешно иду вдоль рядов машин, пока не натыкаюсь взглядом на Макса.
Он не видит меня, сидит на корточках спиной. На его машине красуются алые неровные буквы, которые он безуспешно пытается оттереть. На самом деле я настолько поражена, что не могу сдвинуться с места. Когда весь офис получает информацию о том, что ты гей — это неприятно, спору нет. Наверное, в курилках сейчас нет других тем для разговоров.
Но написать на чужой машине "Пидор"?
Хотя я бы это написала, даже не зная, что Макс — гей. Хотя сейчас мне его жалко.
— Что уставилась? — Он, наконец, замечает меня в отражении. — Наслаждаешься?
— Это не я.
— Да уж вижу, ты, поди, грамотно писать не способна, даже на чужих машинах.
Это он намекает на ошибки в письме, которые, кстати, тоже косвенно свидетельствуют о моей невиновности.
— Не я разослала всем скрин.
— Ага, — язвительно хмыкает парень.
— Я серьезно. Если бы я хотела, то не стала бы так подставляться. Кто-то с моего компа разослал всем письмо, пока я спала в кабинете.
— Даже не знаю, что более убого: то, что ты как полудохлая рыба конвульсивно дергаешься, в то время как Архипов стремительно теряет к тебе интерес. Или то, что шлюха спит прямо на рабочем посту.
— Знаешь, что?! — взрываюсь я. — Так тебе и надо! Понятия не имею, кто разослал письмо, но если выясню, подарю ему шоколадку! А если узнаю, что это был ты, то поверь, мало не покажется, я теперь знаю, где секс-шоп находится!
— Вот и вали нахуй! — орет мне вслед Макс.
А слово написано и с другой стороны машины.
Нет, все же его немного жалко. И себя. Что ж за жизнь-то такая!
Аппетита нет, есть желание свернуться клубочком и пореветь, но от этого я давно себя отучила. Покупаю в торговом центре неподалеку большой молочный коктейль. Раньше они меня радовали, а теперь это кажется таким глупым.
Я, наверное, неправильная. Ведь есть в жизни справедливость: Макс говорил в мой адрес столько гадкого, а теперь его самого все обсуждают. Он изрисовал плакаты с моими фотками, а теперь и на его машине написано все, о чем думают его коллеги.
Но все равно это жестоко. Они-то не знают, что Макс делал мне. Неужели это просто потому что ему нравятся парни? Или наверх помощник шефа поднимался теми же методами, которыми отваживал секретаршу?