В центре пристанционной площади у нас тогда стоял с советских еще времен сохранившийся шалман, который делили между собой продуктовый магазинчик и торговцы шаурмой. К ним примыкал навес, где продавали, в больших масштабах, цветочную рассаду и ширпотреб: китайские и турецкие штаны, сарафаны и майки. И вот на глухой стене этого здания, где цоколь образовывал нечто вроде приступочки, разложил свой товар очень пожилой, краснолицый, седой и грузный человек.
Он торговал старыми, зачитанными книжками из своей библиотеки. Подбор был хороший – гордость советских времен. Имелись там Стругацкие, Безуглов, Пикуль.
Вся былая советская жизнь выставлена была здесь, да не только советская, но и девяностых годов – например, имелось издания «Евангелия» и «Псалтыри».
– Зачем вы такие хорошие книги продаете? – спросил я его.
– Рак на горе свистнул, – с наигранной бодростью отвечал он.
Я подумал, что слово «рак» может иметь буквальный смысл, как болезнь, поэтому вздрогнул и тему продолжать не стал. А старик сказал в другом направлении, но с той же наигранной бодростью:
– Никому это теперь не нужно. Племянница все больше кнопки нажимает. – И он изобразил, как она управляется с телефоном.
– Сколько хотите за Стругацких? – спросил я.
Книжка была «Далекая радуга». Разумеется, я читал повесть, и не раз. И вообще считал ее одной из лучших у братьев, да и во всей советской литературе. И в библиотеке она у меня, конечно, имелась. Но именно такой книги не было: кажется, первое отдельное издание, 1964 года. Далекие прошлые времена, излет оттепели, когда издавалось многое, и у АБС еще не было никаких проблем.
Вдобавок хотелось поддержать разговор со стариком. И – поддержать его.
– Стольничек если дадите, буду рад.
Книжка выглядела так, словно ее прочитал не один десяток, а то и сотня человек. Вся разлохмаченная, измочаленная, засаленная.
– Жена Стругацких любила, читала. А сейчас зачем они мне. А ее больше нет. Пятьдесят пять лет вместе.
Тут меня позвали от магазина мои: юные племянники и пока еще выглядевшая очень молодой жена.
Я мимолетно подумал, что если Господь подаст, то лет двадцать у нас еще есть.
Племянники уже проигрались в автомат и ели мороженое.
Я быстро отдал торговцу сотню, взял книжку, сунул в рюкзак, и мы уехали.
Потом я вспоминал о нем. Мне хотелось еще раз увидеться с ним, поговорить. Может, купить еще кое-какие советские раритеты. Например, издания Вайнеров или Леонова.
Но в следующие дни, когда мы всей компанией, возвращаясь с пляжа, тормозили на станции, старика там больше не было.
А потом начались дожди, и мы перестали ездить на речку.