— Раз ты не согласен с приговором, почему ты не поговоришь с инквизитором? Он ценит и уважает тебя. Ты бы мог оказать на него влияние и заставить его бороться с настоящим злом, а не отправлять невинных людей на костер.
Даймонд покачал головой.
— Нет, тут ты не прав, друг мой! Перечить инквизитору — себе дороже. Если не хочешь, чтобы он записал тебя в ряды врагов инквизиции, то выполняй приказы четко и беспрекословно. А теперь посмотри-ка на баронессу и прекрати отвлекаться на разговоры.
Когда все осужденные поднялись на помост и оказались попарно привязаны к столбам, судья огласил приговоры, называя каждого из осужденных по именам и профессиям. Среди них были торговцы-воры, кузнецы-мужеложцы, крестьяне-двоеженцы и, наконец, убийцы и ведьмы из знатных семейств. Баронесса Анна Орсини была обвинена в целом списке ересей от супружеской неверности до ворожбы, в то время как маленький Альфред оказался объявлен ее первым помощником и сообщником, а раскопанные из фамильного склепа останки родителей барона были осуждены на сожжение посмертно. Их старые кости, завернутые в белые тряпки, водрузили на помост рядом с баронессой и ее сыном.
Анна Орсини не поверила в побег мужа, даже когда инквизитор предъявил ей письмо в суде. То, что было там написано, звучало полнейшим бредом, а вовсе не письменным признанием. Баронесса уловила фальшь уже со второй строки этого подделанного документа, заверенного нотариусом и одобренного судом, как не поддающееся сомнениям доказательство вины барона и его семьи в ереси. Еще тогда баронесса поняла, что все подстроено, ее муж, вероятнее всего, мертв, а надежды на спасение нет. Она без сомнений отдала бы все, что угодно, лишь бы сохранить жизнь своим детям. Она умоляла инквизитора и судью отпустить Альфреда, сразу признав все грехи, в которых ее обвиняли, только бы они пощадили ее сына, но Якоб Шульц был непреклонен. Ему не нужны были выжившие члены семьи барона. Он с самого начала хотел убить их всех.
Когда палач принялся за дело, мальчик заплакал и стал умолять пощадить его мать. Баронесса, тоже не сдержавшаяся, зарыдала от отчаяния, пытаясь убедить сына успокоиться.
— Я здесь, с тобой, Альфред! Не плачь. Скоро все закончится.
— Успокойся, Мария! — граф фон Шеленберг крепко сжал руку девушки, сидящей рядом с ним на скамье для почетных гостей. — Я говорил, что тебе не стоит ехать со мной!
Мария, одетая в черное траурное платье, без остановки рыдала и рвалась выскочить на площадку с помостом для казни, но граф, который удерживал ее с одной стороны, и его взрослый сын Кристоф — с другой, не пускали девушку, грозясь и вовсе приказать стражникам, чтобы те вывели ее до начала казни.