— Так это ж правда! — не утерпел я.
— Правда! Я от этой правды за версту бегу. Одному, конечно, скучно. Вот сейчас сидел на берегу реки, тебя увидел. Обрадовался. Дай, думаю, подойду, поговорю. Вот и поговорили!
Мне было жаль Мишку. Это он верно говорил: его всегда шпыняли. Но ведь сам виноват.
— Мишка, — говорю я. — Вот ты обо всем здорово рассуждаешь, тебе бы только захотеть, ты лучше нас учиться будешь.
— Ну вот, — пропел Мишка. — Опять двадцать пять.
В это время тихонечко зазвенел колокольчик.
— У кого это? — насторожился Мишка.
— У тебя, — сказал я.
Мишка кубарем скатился вниз, к реке. Схватил леску, стал торопливо выбирать донку.
— Крепко дергает, — крикнул он снизу. — Не иначе килограммовый взял.
Лещ оказался двухкилограммовым, и Мишка долго возился с ним, прежде чем вытащил. Меня он не позвал на помощь. А я не стал набиваться в помощники.
Вот что я хотел сказать о нашем селе, и о нашей реке, и о их месте в нашей жизни. Что касается меня, то я ни за что никуда не убегал бы от этой красотищи. Но Мишке тут угрожала беда. Разве я мог оставить его одного? Единственное, в чем я убедил его, так это подождать до летних каникул. Начнутся каникулы, пройдет неделя-другая, все привыкнут, что мы днями пропадаем на реке, не сразу хватятся. Мишка согласился. Другого выхода у него не было. Отец таки добрался до его дневника, и Мишке крепко попало.
В тот вечер, как только я пришел домой, то сразу же стал собираться в дорогу. Достал из кастрюли с супом кусок мяса, завернул его в бумажку и сунул в рюкзак. Туда же положил полбуханки хлеба. Другую половину буханки оставил маме. Она придет с фермы голодная. Потом пошел в чулан и из кадушки достал несколько соленых огурцов. Там же, в чулане, нашел на полке банку сгущенки, сунул и ее вместе с огурцами в рюкзак.
В общем, вещей у меня набралось немного. Я подкинул на руку рюкзак. Не тяжело. Поискал глазами карандаш, взял листок бумаги. Хотел написать маме, куда и зачем я ухожу. Но потом подумал, что таким письмом я подведу Мишку. Он ведь не хочет, чтобы его родители знали, куда и зачем он бежит из дому. Отложил карандаш в сторону. Так он и остался лежать на столе рядом с листочком чистой бумаги. Я посмотрел на портрет мамы. Она была снята местным фотографом вместе с папой когда-то, давным-давно. Хотел сказать маме: «До свидания», но ничего не сказал, повернулся и вышел из дому.
На улице уже сгущались сумерки. Сразу же за водопроводной колонкой я свернул в переулок и мимо огородов вышел на дорогу, ведущую к Медведково. Мне показалось, что на дороге очень светло. Мелькали какие-то отсветы, какие-то багряные лучи. Сначала я подумал, что это отблески зари. Но когда взглянул налево, в сторону оврага, отделяющего деревню от кладбища, то понял, что это не заря, а пожар.