Ужасно хотелось есть. Он уже не помнил, когда ел горячую пищу. Вчера вечером была попытка наших самолетов сбросить на парашютах продукты и боеприпасы, но немецкие истребители, полностью контролировавшие небо над остатками окруженной армии, не позволили им сделать это. Потеряв несколько транспортных машин, они улетели назад.
Услышав за спиной шаги, Сорокин обернулся. Среди деревьев он заметил двух бойцов, которые несли отсеченную топором лошадиную ногу. Заметив его, они сбросили ее с плеч прямо в воду и подняли винтовки.
— Где взяли? — спросил он их, так как это было сродни чуду.
— Какая разница, капитан, где мы ее взяли? Не подходи, не заставляй нас взять грех на душу. Мы тебе отрежем кусок, а остальное мясо — наше.
Солдат достал из ножен финский нож и ловким движением отрезал кусок от лошадиной ноги.
— Вот возьми, — произнес боец и швырнул ему кусок мяса.
Кусок не долетел и упал в воду в метрах пяти от него.
— А как же другие? Они ведь тоже хотят есть?
— Нам что до них, пусть решают эту проблему самостоятельно.
Сорокин встал с пенька и посмотрел по сторонам. Недалеко, в метрах пятидесяти от него, на небольшой полянке солдаты сушили одежду. Пока он отвернулся, эти двое подняли из воды свою ношу и направились дальше. Он подошел к плавающему куску конины и вытащил его из воды. От мяса сильно воняло гнилью, и он отбросил кусок в сторону. Есть мертвечину ему было противно.
Два дня назад он лично расстрелял трех бойцов, застигнутых на месте убийства и расчленения трупа. Во время допроса они признались, что вот уже две недели занимаются тем, что убивают, а затем поедают своих товарищей.
— Товарищ капитан! — услышал он за спиной знакомый голос связного. — Вас вызывает Примаков.
Александр пошел вслед за ним, чувствуя, как его просохшие на солнце сапоги вновь становятся тяжелыми от влаги. Вокруг тропинки, по которой они двигались, в воде разлившихся ручьев и маленьких речушек лежали и плавали трупы погибших солдат. Связной, похоже, был из деревни и поэтому, не постоянно крестился при виде их.
— Верующий? — поинтересовался у него Сорокин.
— А что? Сейчас здесь каждый — верующий, одна надежда на Бога.
Он замолчал. Впервые за все это время Александр не стал переубеждать этого немолодого солдата в том, что Бога нет. Он, как и любой боец, угодивший в этот котел, только и верил в чудо, которое и сводилось к тому, что может быть сегодня или завтра поступит приказ об отходе армии.
— Стой! Кто идет! — послышался голос солдата из боевого охранения.
— Да я это, Прохоренко. Что спрашиваешь, не узнаешь что ли?