— Теперь узнал, проходите.
Они ступили на сухой островок среди воды и, не останавливаясь, направились к палатке майора.
* * *
Примаков сидел у костра и сушил портянки, развесив их на ветке.
— Что улыбаешься? — спросил он Сорокина. — Впервые видишь начальника особого отдела армии босиком?
Александр промолчал, так как хорошо знал, что окруженная армия так и осталась в зимнем обмундировании и продолжала сражаться в насквозь промокших валенках и ватниках. Днем еще можно было как-то обсушиться, но ночью, когда температура опускалась ниже нуля, многие бойцы просто замерзали лежа, в промокшей одежде на земле. Простудные заболевания косили людей, но помочь им было невозможно: в медсанчастях отсутствовали какие-либо лекарства.
— Есть хочешь? — снова спросил его Примак. — Могу угостить?
От этих слов в пустом животе Сорокина что-то свирепо заурчало, словно страшный зверь, проснувшийся от долгого сна, потребовал у него пищи. Посмотрев на подчиненного, майор улыбнулся.
— Скажи Прохоренко, пусть он тебя накормит.
Александр направился к связному, который сидел на поваленном дереве с закрытыми глазами, подставив под ласковое солнце свое конопатое лицо.
— Прохоренко! Начальник приказал меня накормить. Хватит на солнце дремать, люди с голоду умирают, а ты от сытой жизни щуришься.
Тот поправил пилотку и молча нырнул в палатку. Вскоре он протянул Сорокину котелок с пшенной кашей.
— Откуда у тебя такое богатство? — поинтересовался он у бойца.
— Угостили, — уклончиво ответил тот. — Вы ешьте, товарищ капитан, когда еще придется поесть каши.
Сорокин достал из полевой сумки ложку и стал быстро поедать пшенку. В этот раз мысли о голодных людях почему-то не мучили его совесть. Он быстро съел всю кашу и подошел к подполковнику.
— Сорокин, я вчера был в штабе армии, говорил с генералом Власовым: с его слов армия — на грани гибели. Все попытки прорвать кольцо силами 50-ой армии не увенчались успехом. 376-ая дивизия сама чуть не оказалась отрезанной от основных сил. Сильнейшие бои идут по-прежнему в районе населенного пункта Мясной Бор. И еще, командующий Ленинградским фронтом генерал Хозин приказал генералу Власову разработать план по выводу армии из окружения.
Он замолчал и потрогал портянки, которые по-прежнему были сырыми.
— Ты знаешь, о чем я подумал? — снова обратился он к Сорокину. — Сейчас конец апреля. Раньше это было самым любимым временем в году, а теперь у меня душа почему-то не испытывает былого восторга.
— Здесь, среди болот, какой может быть восторг, товарищ подполковник. Сейчас все мысли лишь об одном: как выжить в таких условиях?