— Кто там? — спросил Мухин.
— Это я, ваш дворник, Борис Анатольевич. Откройте.
— Зачем? У меня ничего не произошло.
— Я не один. Со мной участковый уполномоченный. Проверка паспортного режима. Я ему говорю, что вы проживаете один, но он сам хочет в этом убедиться.
Мухин взглянул в глазок. Дверь соседа, проживающего напротив него, была открыта. Мужчина в синей милицейской шинели что-то записывал в школьную тетрадь. Мухин открыл дверь и по-свойски вышел на площадку. Он не сразу понял, что произошло. Двое мужчин быстро заломили ему руки и втолкнули обратно в квартиру. Толчок был таким сильным, что он не удержался и упал в прихожей.
— В чем дело? — вскрикнул он. — Кто вы такие?
— НКВД. Вы арестованы, гражданин Мухин.
— За что? Я буду жаловаться. У меня большие связи в вашем наркомате.
— Вы арестованы за шпионаж и подрывную деятельность против государства.
От этих слов его бросило в жар. Он моментально почувствовал какой-то нечеловеческий холодок между лопаток.
— Собирайтесь, — произнес один из чекистов, по всей вероятности, старший группы. Сотрудник подошел к вешалке и, сняв с нее пальто, бросил их к его ногам.
— Что вы стоите, как истукан. Я сказал, собирайтесь!
Мухин посмотрел на него каким-то отсутствующим взглядом, который говорил о том, что он находится в прострации и не совсем понимает, что происходит. Он никак не мог попасть в рукав пальто, пока ему не помог сотрудник НКВД.
— Боже мой, — шептал он, — какая глупость, вот так сгинуть со света.
— Давай быстрее — послышалась команда, и он, схватив с полки шляпу, стал натягивать ее на голову, не замечая того, что надевает ее задом наперед.
— Пригласите понятых, сейчас начнем обыск, — обратился оперативник к дворнику. — Нужно не менее двух человек.
— Я сейчас, — произнес тот и скрылся за дверью соседней квартиры.
Борис Анатольевич кое-как спустился по лестнице и вышел во двор, где его ожидал «черный воронок». Он обернулся и окинул взглядом дом, в котором прошла вся его жизнь. Он хорошо понимал, что больше уже никогда сюда не вернется. Машина заурчала мотором и, выехав из арки дома, направилась на Лубянку.
* * *
Бекметов медленно шел по железнодорожным путям. В небольшом чемоданчике, в котором путевые обходчики, как правило, носят свои инструменты, лежали три бруска взрывчатки. Сейчас он старался не думать о последствиях диверсии, которая унесет сотни человеческих жизней.
«Что моя жизнь по сравнению с ними? О них еще кто-то будет вспоминать, горевать, а в отношении меня будут лишь проклятия. Может, не стоит этого делать? Может, все-таки пойти в НКВД и сдаться? А что? Крови на мне нет, покаюсь, может, и простят?» — размышлял майор, поглядывая по сторонам.