Половина нашего путешествия осталась в прошлом. Еще месяц – и мы будем возвращаться во Францию. Каждый новый этап неминуемо приближал нас к привычной жизни, и я хотела только одного – повернуться к ней спиной. Перевернуть все с ног на голову и оказаться как можно дальше от моего почтового ящика, который наверняка уже полон до краев, подальше от банковских работников, коллекторов, счетов и прочих неприятностей, подальше от изнурительного быта, где на счету каждый евро, где дребезжит холодильник, а любое проведение досуга обходится слишком дорого. И как можно дальше от Матиаса. Очень бы хотелось остаться за скобками.
Неожиданный лай отвлек меня от невеселых размышлений. Ко мне, взъерошив шерсть, несся Жан-Леон. Я наклонилась, чтобы он меня узнал, и собака бурно меня поприветствовала.
– Не спишь? – спросил подошедший к нам Грег.
– Нет, не смогла уснуть. А ты, я вижу, тоже?
– Жан-Леону срочно понадобилось выйти. Пошли к нам, мы с Жюльеном как раз играем в таро[54].
Долго уговаривать меня не пришлось: плохо ли провести время среди ровесников, когда никто из подростков не маячит на горизонте.
Марина была в полном восторге, ведь в таро куда лучше играть вчетвером, пояснила она, заваривая для меня травяной чай.
– Я бы охотно предложила тебе бокал вина, но… это стало бы для меня слишком большим соблазном. Если учесть, что я резко бросила курить, думаю, не стоит мне слишком испытывать свои нервы… Надеюсь, ребенок это оценит и выйдет, не причинив мне особого вреда. А тебе было очень больно, когда ты рожала?
Я мгновенно вспомнила все, свои крики от боли, свое желание сказать акушерке: «Дайте мне спокойно умереть, я вас задерживаю, судя по всему!», и уже собралась выдать ей свои впечатления, слегка подсластив их, разумеется, но тут я перехватила умоляющий взгляд Грега.
– Да я ничего и не почувствовала. Дважды рожала, и оба раза ничего не чувствовала. Услышав крики дочерей, я была удивлена, что они уже вышли из меня.
По лицу Марины я поняла, что она заметно успокоилась, а по физиономии Грега, что здорово переборщила. Жюльен только посмеивался.
– Почему ты смеешься? – заволновалась Марина. – Когда Ной рождался, что, было море крови?
Он перестал похохатывать и напустил на себя самый серьезный вид.
– Да нет, что ты, все произошло очень быстро.
– Вы все просто зубы мне заговариваете! – сказала Марина.
– Ной вылетел, как пушечное ядро, чуть не пробив насквозь акушера, и приземлился прямо в сумку акушерки, его помощницы.
Марина оторопело смотрела на него, ничего не понимая. Грег, побагровевший, с трудом сдерживал смех.