— Дай бог, чтоб это и впрямь было ложью! Целого барана пожертвую всевышнему!.. Только ты ничего не скрывай от меня, Керим, всю правду скажи! Ведь сердце не выдерживает того, что говорят вокруг…
Она поднялась, подошла к двери, словно бы освежить вечерним ветерком разгоряченное лицо. Керим понял, что она не договаривает, тоже встал, обнял ее за плечи, попросил:
— Ты не мучай себя, откройся. Я же вижу… О чем ты?
Она повернулась к нему и вдруг уткнулась в грудь, вздрагивая от плача. Глухо, прерывисто прозвучали ее слова:
— Ведь люди… говорят, что ты… убил Чары.
Он оттолкнул ее, задохнувшись от возмущения, побелел, попятился. Сердце у него билось гулко, звоном отдаваясь в ушах.
— Да ты что? — прошелестел он вмиг пересохшими губами. — Я — Чары?.. Он убит?
У Акнабат обмякли ноги, она присела на корточки возле стены, продолжая вытирать лицо уже мокрыми концами платка.
— Так люди говорят, Керим, — горестно простонала она.
Он подступил к ней, нагнулся, тронул за плечо.
— Как же ты поверила о это? За что я мог убить Чары? Я и приехал сюда, чтобы узнать о нем, потому что… С Куллы-наркоманом встретился, стал недоброе подозревать, вот и собрался. Но что ты знаешь, скажи?
Акнабат всхлипнула.
— Двое каких-то людей принесли ночью его вещи… Себя не назвали. Сказали, что… Керим убил… Уже и поминки справили. Только тело не нашли еще.
Керим стал метаться по дому, не находя себе места.
— Ах, сволочи! Ах, подлецы! — пробормотал он, сжимая кулаки.
Наконец, он снова сел к сачаку, взял пиалу, хотел выпить чаю, но так сдавил ее пальцами, что она хрустнула и обломки упали ему на колени. Но он и не заметил этого, — безумные глаза его блуждали, не задерживаясь, по неясным в полумраке предметам.
— Значит, это ложь, Керим? — спросила Акнабат. — Ты чист перед людьми?
Слова сестры вернули его к действительности. Очнувшись, он переспросил:
— Перед людьми? — И сказал твердо: — Я ни в чем не виноват, сестра. Чары был для меня другом, настоящим другом, мы с ним — как братья…
Акнабат облегченно вздохнула, вдруг окончательно поверив ему.
— Я и раньше сомневалась, — заговорила она торопливо, словно оправдываясь. — Что я, тебя не знаю? "Разве может Керим убить человека? — спрашивала я себя. — Сердце у него, как у ангела, он не может спокойно слушать даже плач ребенка". Это я так думала. А жена Ата Поши, бывшего председателя сельсовета, ходит и болтает везде: "Таких тихих да смирных особенно бояться надо. Недаром говорят, что в тихом омуте нечисть водится". И куда ни пойдешь — везде слышишь: был бы хороший, так не поступил, видно, только прикидывался тихоней. Как уж тут голову не потеряешь? И сыновья поверили, заявили мне: не надо нам такого дядю. Но ты не думай, я им строго-настрого запретила так говорить.