— Ах, мама, — конфузливо остановила ее Зиба. — Ну, что ты все одно и то же!
Но Огульхан нелегко было остановить. Махнула на дочь ладошкой:
— Ты сама слова о себе не скажешь, а матери все видно, мать о тебе день и ночь страдает. — И снова доктору: — Сердце у нее болит, жаловалась. Да и как ему не болеть — все, что вокруг происходит, очень уж близко к сердцу принимает, за все переживает. Такая она у меня… А о себе — слова не вымолвит, все молчком, все молчком…
Зиба, не будь Наташи, давно бы оборвала причитания матери, — прежде она умела это делать легко и беззаботно. Сейчас же не решилась. Только попросила с обидой, зазвеневшей в голосе:
— Мама, ты бы угостила гостью нашу!
Слова ее оборвали поток материнских жалоб. Огульхан всполошилась, хлопнула себя ладонями по толстым бедрам.
— Ай, заболталась совсем! Сейчас, сейчас все сделаю, мигом принесу! — В дверях оглянулась, воскликнула, любуясь девушками: — Ах, вы, мои милые! Словно ягнятки сидят!
И засеменила к устроенному под открытым небом очагу, где с утра, потрескивая, горел тихим пламенем саксаул и кипела вода в узкогорлых темных тунче.
Глядя ей вслед, Зиба озорно засмеялась:
— Ну, и скажет же мама! Разве я похожа на ягненка?
Наташа тоже засмеялась, потом посерьезнела, спросила участливо:
— Но ты хоть скажи — что с тобой? И верно — похудела, и цвет лица нехороший… На что жалуешься?
В глазах Зибы еще сверкали веселые искорки, но губы уже не смеялись.
— Как только тебя увидела — вся хворь прошла.
В порыве женской, порохом вспыхивающей симпатии она обняла Наташу, прильнула к ней горячим трепетным телом.
С незнакомым, вдруг нахлынувшим чувством материнской нежности Наташа стала гладить ее по голове, лаская и успокаивая. Она знала, что пустыня только с первого взгляда кажется безлюдной — неделю, мол, иди, никого из встретишь; надо побродить по песчаным неприметным тропкам, чтобы убедиться: знакомого повстречать здесь не сложнее, чем в городе. И все-таки встреча с Зибой поразила и взволновала ее. То, что Атанияз тоже готовится к переходу через границу, Наташе было известно, а вот знает ли о намерениях отца Зиба?.. И хотя ее предупреждали, что говорить с людьми в песках надо очень осторожно, Наташа сейчас, прижимая к груди примолкшую байскую дочь, вдруг с твердой решимостью подумала: "Я помогу ей, все объясню и спасу".
— Знаешь, Зиба, я думаю, что это у тебя от того, что… Ну, как тебе объяснить?.. Вот ты жила в своем поселке, все там было знакомым, привычным, и вдруг тебя надолго увезли далеко… Вырой цветок, пересади — он завянет. Так и ты.