— Надо, чтобы комсомольцы возглавили работу. Я насчет переписи. Кого рекомендуешь?
— Да я думал уже… Сейчас посмотрим…
Нурли открыл железный ящик в углу, достал бумагу, положил на стол перед Юриным.
— Вот все наши комсомольцы.
Юрин молча пробежал глазами фамилии, осторожно, чтобы не смахнуть со стола, отодвинул его.
— Ты комсомольский секретарь — ты и решай. Своих парней лучше меня знаешь. Кого считаешь наиболее подходящим, того и назначим в комиссию.
Нурли склонился над столом, нахмурил густые, сросшиеся на переносице брови.
— Да у нас вроде бы все подходящие… Вот, хотя бы, Дурды. Его можно.
Юрин достал из кармана карандаш, подвинул к себе листок.
— Ну-ка, ну-ка… Вот этот? Смелый? Не испугается, если баи будут грозить?
Он поднял голову, и Нурли увидел, как загорелись его глаза — горячий интерес, даже азарт излучали они.
— Зачем испугается? — обиделся Нурли. — Комсомолец.
Юрин удовлетворенно кивнул, поставил птичку против имени Дурды.
— Ну, а Мердан Нарлиев? Справится?
Нурли помолчал, потом сказал не очень уверенно:
— Мердан тоже справится.
Карандаш, уже готовый сделать пометку, повис над бумагой.
— А почему сомнение в голосе?
Карандаш плашмя лег на стол.
Юрин откинулся на подоконник, возле которого стоял табурет. Весь его вид говорил о том, что он готов внимательно выслушать Нурли, и пока не выяснит все досконально, не отстанет.
— Так в чем же дело? А мне этот парень нравится…
Нурли заговорил быстро, взволнованно:
— Мне тоже, товарищ Юрин. Он все выполнит, очень хорошо выполнит.
— И все-таки?..
Наташа тоже смотрела на парня с недоумением. Нурли встретил ее взгляд и покраснел.
— Мердан… он надежный… Ничего плохого я о нем не скажу. Только… Батыр не одобрит.
— Председатель сельсовета? — удивился Юрин.
— Ну, да. Он же был против, когда Мердана в комсомол принимали.
— Вот тебе на! — Юрин даже хлопнул ладонями по Коленям. — Родные братья, отличные ребята, а смотри-ка что выкидывает! А я и не знал. Какая же кошка между ними пробежала?
— Это после той истории, — мрачно сказал Нурли, — после каракочинской.
— А-а, — вспомнил Юрин, мрачнея, — слышал.
— Повздорили тогда, с тех пор и не ладится у них…
— Н-да, сложно все это, — вздохнул Юрин. — У нас тогда много было споров. Одни говорили, что с калтаманами[4] один разговор — пуля в лоб и никаких гвоздей. А я считаю, что бандитам прощать нельзя, но и расправляться с ними без суда и следствия тоже неправильно. Есть советский закон — он и решит, что к чему.
— И Мердан так говорил. А Батыр ему: с классовым врагом заигрываешь, нюни распустил! Мердан обиделся. Сам ты, говорит, врагов плодишь, если так рассуждаешь. Другой, говорит, кто запутался, на нашу бы сторону перешел, на социализм работать стал, а таких, как ты, послушает — и с винтовкой в степь.