Но он стоял, не шевелясь, все яснее чувствуя, что стену между ними не разрушить, да и ни к чему пытаться даже. Что должно было решиться — решилось.
— Прощай, Зиба, — потерянно сказал он. — Будь счастлива, сердце мое, любовь моя!
Зиба замерла возле него.
— Так это правда, Керим?
— Да. Не забывай меня, Зиба.
Месяц плыл в темном небе. Звенели в степи цикады. Овцы чмокали во сне, шевелились, вдруг взбрыкивала одна, но тут же успокаивалась, затихала.
— Значит, мы больше не увидимся, Керим?
Нет, еще можно сделать этот шаг к ней, найти горячие плечи, почувствовать прерывистое дыхание на своих губах…
Кериму показалось, что рядом стоит Чары, шепчет:
— Ты же обещал отомстить за меня…
Жутко стало парню.
— Прощай! — глухо сказал он и шагнул назад, в темноту, чтобы уже не поддаться искушению.
— Как же я буду жить без тебя, Керим? — донесся до него голос Зибы, приглушенный сдерживаемым рыданием.
Это был плач смертельно раненой птицы, и Керим замер на мгновение. А он, как он будет жить без нее?..
А без родины? Эта мысль словно бы толкнула его в спину, и он побежал прочь, чувствуя, что еще немного, и он потеряет силы, вернется — и все будет кончено, тогда ему не вырваться из сетей…
Глава сорок третья
Еще одна жертва Карабая
Никто из часовых не обратил внимания на человека, поднимающегося из впадины с верблюдом на поводу: знали — в эту ночь чабаны угоняют отары на юг.
Миновав посты, Керим сел на белого верблюда и погнал его по степи — к далекому колодцу, где, как он узнал, должен был заночевать Карабай.
Он был уверен, что именно Карабай — убийца его несчастного друга, и спешил, боясь опоздать, упустить, — уйдет Карабай за границу, не достанешь его тогда, не выполнишь клятвы, останется Чары не отмщенным.
Сейчас Керим не думал о предстоящей встрече, гнал от себя боязливое чувство, рожденное страшным словом — убить. Диким казалось всегда Кериму убийство человека человеком. Поднять руку на такого же, как сам, — с его надеждами, радостями, болями, — и враз оборвать жизнь, положить конец всему. Кто, кроме аллаха, имеет на это право?..
— Ты не мужчина — пока не убил человека, — сказал ему как-то один из калтаманов, повстречавшихся давным-давно в степи.
Тогда Керим вспылил, наговорил нивесть что, в пылу обозвал калтамана трусом и извергом, — тот едва не убил его, калтаманы, смеясь, оттащили разбушевавшегося приятеля, сказали, что мальчишка не дорос еще до понимания настоящих мужских законов.
И вот встал перед ним этот вопрос — отомстить за невинно погубленного друга. Только как? Убить Карабая?
На днях он купил по случаю у проезжего человека пятизарядную винтовку и мешочек патронов к ней. Уединившись, выстрелил несколько раз — бой у винтовки был точный. Потом разобрал ее, завернул до поры в тряпку, спрятал. А этой ночью, приостановив верблюда, собрал винтовку, вогнал в магазин патроны, закинул за спину, хотя еще и не знал, решится ли стрелять в Карабая, — все еще думалось скрутить его да приволочь к властям — берите, это он убил чолука Чары!.. Но знал, что с Карабаем шутки плохи, ему-то самому убить человека — раз плюнуть, все равно, что ткнуть палкой ишака в холку, чтоб быстрее шел. И глазом не поведет, только усмехнется недобро, толкнув сапогом холодеющее тело. Поэтому успокаивающе действовало на Керима постукивание тяжелой винтовки по спине.