На рассвете выехал следом Батыр. Рядом с ним скакал на стройном ахалтекинце Мердан. Братья нагнали караван в глухой степи, когда уже совсем рассвело.
Каракоч спешил. Вооруженные всадники остервенело стегали тяжело нагруженных верблюдов. Даже издали было видно, как нервничают, суетятся они, переругиваются между собой. Большая черная шапка Каракоча выделялась среди серых и рыжих тельпеков его сообщников. У Батыра чесались руки — хотелось выстрелить чуть пониже этой черной шапки. Но знал: не достать отсюда, а ближе подойти не решался, сам мог сложить голову. К тому же на верблюдах сидели женщины с детьми, и он боялся сразить кого-нибудь из них.
Батыр скрежетал зубами от злости, но ждал, крался за караваном, как барс, верил, что здесь, в песках, Каракочу от него не уйти.
Последний верблюд каравана стал отставать, приседая на задние ноги. Каракоч подскакал к нему, принялся хлестать нагайкой. Но верблюд выбился из сил, вытягивал шею, и тоскующий рев его слышен был далеко.
Наверное, верблюд был болен, потому что и другие несли на себе не меньше груза, но шли еще ходко, от ударов переходили на бег. А этот явно сдавал, вот-вот мог лечь, и тогда уже не поднять его ни за что.
Батыр поспешно сполз с холма, на котором лежал, схоронившись за кустом, вскочил на коня и поскакал по распадку, нагоняя караван. Совсем близко от последнего, с трудом волочащего ноги верблюда, он снова залег за кустом, сунув за пазуху тельпек, стал смотреть горячими хищными глазами. Следом, тяжело дыша, подполз Мердан.
Ковровые чувалы по бокам верблюда были набиты битком. А поверх привязано еще всякое добро: ведра, перехваченные веревками, одеяла, какие-то доски, узлы… Каракочу жалко было бросать все это. Но верблюд не убыстрял шага, хотя Каракоч исступленно стегал его по бокам. И тогда произошло то, что изумило даже Батыра, — бай схватил за рукав женщину и сбросил ее на землю. Запутавшись в своих одеждах, наверное, сильно ударившись, она едва шевелилась в пыли, не могла подняться и почему-то молчала, не застонала даже.
Новый удар плетью заставил верблюда прибавить ходу. Оставшийся на нем мальчик со слезами на глазах сначала оглядывался назад — Мердан видел, как дергались в плаче его губы, — а потом вдруг скользнул по чувалу вниз, упал, но тут же вскочил и припустился бежать к матери. Каракоч увидел его, окликнул грозно, но мальчик продолжал бежать, увязая босыми ногами в песке. — тогда он развернул коня и поскакал следом. Каракоч, ослепленный гневом, забыл об опасности. Он уже нагнулся в седле, готовый на ходу подхватить мальчика, когда сухим треском прогремел выстрел. Пуля ударила его в плечо. Он выпустил поводья и полетел вниз — на выбитую копытами коней и верблюжьими тяжелыми ногами старую караванную тропу.