Там, впереди, засуетились, стали стягивать с себя винтовки, но почему-то не решились возвращаться, выстрелили несколько раз наугад и спешно погнали караван дальше.
У Батыра не было времени раздумывать над этим — он увидел, как поднялся, шатаясь и зажимая рукой рану под халатом, Каракоч и пошел к коню, который остановился поодаль, сторожко поводя навостренными ушами. Батыр прицелился и нажал спуск. Щелкнул затвор — осечка. Батыр отбросил винтовку и побежал вниз, к своему коню. Там, на всякий случай, была приторочена к седлу старая, дамасской добротной стали, полумесяцем изогнутая сабля.
Каракоч все никак не мог подняться в седло — одна нога была в стремени, на второй прыгал он возле коня, держась здоровой рукой за луку. Он оглянулся затравленно, услышав глухой приближающийся топот, раскрыл в ужасе рот, хотел крикнуть и не мог, ком застрял в горле. В последний момент увидел, как сверкнула на солнце занесенная над ним сабля…
Когда прибежал запыхавшийся Мердан, голова Каракоча лежала в стороне и смотрела в небо затуманенным мертвым взором. Только сгустки темной стынувшей крови на песке соединяли ее с телом.
— Что ты наделал? — сжав кулаки, крикнул Мердан. — Убийца!
Батыр уже спешился, держал коня под уздцы. В глазах брата Мердан увидел страшное отрешенное выражение, какого никогда ни у кого не встречал, — оно сходило, как пелена, и так медленно, словно Батыр просыпался.
— Ладно, — хрипло сказал Батыр. — Дело сделано.
И отвернулся.
— Ты ранил его, — тихо проговорил Мердан, — он отплатил за обиду кровью, зачем же было рубить?
— Не жалей собаку, — ответил Батыр, обретая прежнее состояние злобного ожесточения.
— Он был человеком, а человек меняется, — сказал Мердан. — И потом — что скажут люди?
Батыр бросил на него недовольный взгляд.
— Кривое дерево никогда не станет прямым. Давай лучше сбросим его в какую-нибудь яму и зароем, чтобы не вонял.
— А с этими что? — спросил Мердан, кивнув на женщину с ребенком.
Батыр тоже посмотрел в ту сторону. Женщина сидела на земле, прижимая к груди голову мальчика, не давая ему смотреть на то, что произошло. Худая, патлатая, она гладила морщинистой ладонью вздрагивающую щеку сына и смотрела на Батыра без страха, спокойно и безразлично. Яшмак[15] упал с ее лица, она не замечала этого.
— Возьмешь с собой в поселок, — сказал Батыр. — И конь вон есть.
— Мы же вместе вернемся, — сразу же насторожился Мердан.
Батыр покачал головой.
— Поедешь один. Придет время — вернусь. А сейчас — нет. И Гозель скажи…
Мердан тронул его руку, заглянул в глаза, спросил взволнованно: