Среди женщин Керим увидел жену Мердана с ребенком на руках. Ей, видимо, страшно было смотреть на скачущего во весь опор мужа, и она потупилась, вздрагивая. Это заметила стоявшая рядом Зиба. Засмеявшись и что-то сказав женщине, она взяла ребенка на руки и повернула его личиком к тому месту, где скакали, пыля, всадники. Толпа вдруг замерла, и в наступившей звонкой тишине Керим услышал, как Зиба сказала:
— Мать боится, так хоть ты посмотри — во-он папа!
Толпа снова взревела, и Керим, повернувшись, увидел:
Мердан, нахлестывая своего вороного, прильнув к его гриве, первым приближается к финишу.
— Мерда-а-ан! — во всю силу легких ликующе закричал Керим и замахал сорванным с головы тельпеком.
После небольшого отдыха началась джигитовка. И снова Мердан отличился. Он то на всем скаку бросал вверх тельпек и ловил его, то соскакивал и, чуть коснувшись ногами земли, словно пружиной подброшенный, вновь взлетал в седло, то пролезал под брюхом скачущего коня, то волочился за ним, как убитый, держась лишь в стременах. И каждый раз толпа замирала в испуге, а потом неистово рукоплескала и кричала восторженно. И только жена Мердана не решалась поднять глаза — ей все казалось, что муж сорвется под копыта и останется лежать в пыли с проломленным черепом.
Но Керим уже не глядел в ее сторону. Как завороженный, следил он за каждым движением Мердана, завидуя ему и досадуя на собственную неловкость. Вот если бы он сам мог так же легко, играючи, скакать на лихом коке, чтобы видела Зиба, и восхищалась им, гордилась…
Зиба… Он отыскал ее взглядом в толпе — и снова, в который раз, подивился ее броской, влекущей красоте. Разгоряченная зрелищем, с пылающими щеками, она бурно реагировала на то, что происходило на площади. И Керим с острым ревностным чувством заметил вдруг, что не он один исподволь бросает на Зибу влюбленный взгляд. У него сами собой сжались тяжелые кулаки. Но разве запретишь кому-нибудь любоваться красавицей?..
«Эх, — думал Керим, — если бы я мог, как Мердан, вскочить на вороного коня, помчаться на глазах у изумленной толпы и вскочить ногами на седло, и спрыгнуть на всем скаку, и снова нестись сломя голову по степи!..»
Но скачки уже кончились. Стрелки стали состязаться в меткости глаза и твердости руки. Надо было с пятидесяти шагов попасть в бутылку, которую подбрасывал лежащий в траншее мальчик.
Сверкнув на солнце, взметнулась вверх бутылка. Грохнул выстрел — и она легко упала на песок. Мимо! И снова бутылка летит над землей. Раз! — и звон стекла сливается с эхом выстрела. И опять — дзинь! И опять… Кто это так метко стреляет? Да это Юрин. Смотри-ка, какой мерген