– Моя малышка говорила, что шрамы у ее выдуманного друга появились от тоски, – вспомнил седой громила, смахнув крупную выкатившуюся слезу. – Я всегда удивлялся тому, как она любила воображать…
– Барри, иди сюда, – скомандовал я, пролистывая детские рисунки.
Инспектор послушно приблизился, непонимающе глядя на меня своими простодушными глазами. Я протянул ему несколько альбомных листов, которые нашел наиболее примечательными. Сначала он просто разглядывал каракули, откровенно не беря в толк, на что именно я хотел обратить его внимание. Но затем он тихо воскликнул что-то себе под нос, тщательно рассмотрев один из рисунков.
– Да это же… – начал было он, шокировано таращась на бумажки.
– Именно, – оборвал я его. – Конечно, все это выглядит несколько искаженно, но ведь рисунки принадлежат ребенку.
– Да о чем вы оба толкуете? – гневно прорычал Херес.
Он глядел то на меня, то на инспектора, силясь догадаться, что вызвало такой ажиотаж в детской мазне. После того, как я спрятал механическую игрушку в карман, капитан немного осмелел и уже не боялся приближаться ко мне, но все так же опасливо косился на карман моего плаща.
– Смотри, старик, – я вернул один из листов ему. – Видишь, здесь девушка в красной шляпке сидит на скамейке в парке, а рядом прогуливается ее собачка?
– Вижу, – сухо ответил верзила, все еще не понимая, что происходит.
– Когда-то мы с Барри уже видели точно такую же картину. Только была она… немного менее радужной. Эту девушку нашли в одном из городских парков с перерезанной глоткой, а ее собачка мирно сидела рядом, ожидая, когда хозяйка, наконец, отправится домой.
Я вырвал лист из рук капитана, вытащил из вороха листов другой рисунок и сунул ему:
– А вот здесь мальчик едет на велосипеде по проселочной дороге. Вокруг растут большие яблони, и ярко светит солнце… Этим делом меня попросили заняться родители ребенка, когда дружки Барри лишь развели руками перед их лицами. Мальчика жестоко убили в сезон урожая и бросили труп на одной из ферм, где ветки деревьев гнулись под тяжестью плодов. А рядом с трупом валялся его велосипед, точно такой же, как на картинке.
Старик поежился и сунул рисунок мне обратно в руки. На его лице застыла гримаса богобоязненного ужаса, так что он не преминул несколько раз наспех перекреститься, пока я не отдал ему новый листок. Однако инспектор выглядел еще мрачнее – он хмуро косился на стопку рисунков, словно переживая все эти неприятные воспоминания снова.
– А здесь, я думаю, ты и сам все поймешь.
Моряк вгляделся в неумело исчерканный альбомный лист, а затем громко ахнул и снова перекрестился, на всякий случай поскорее отдав мне рисунок и даже зачем-то отряхнув после этого ладони. На бумажке безымянный человек сидел у колодца, повернувшись спиной и запрокинув голову к небу, а рядом с ним деловито топтались голуби, что-то выискивая в невысокой траве.