– Кто тебе заплатил за перевоз ящиков? И кто их принял на острове?
– Я… я не знаю! Мы никогда не спрашиваем имен, нам платят – мы молча делаем свою работу.
– Ты даже не смотрел документы того, кто грузил на твою посудину груз? Не спросил, что внутри?
Капитан покачал головой. Он окатил меня снисходительным взглядом, словно разговаривал с деревенским дураком или маленьким ребенком, который несет откровенную чепуху.
– Если мы начнем спрашивать, что мы грузим на борт, и смотреть документы тех, кто к нам приходит, то нам нечего будет возить. Все знают, что будет с теми, кого поймает Единое правительство. Люди хотят обезопасить себя: если даже судно попадает в лапы Континента, то и под пытками капитан не сможет рассказать, чей груз он вез и для каких целей. Потому что сам этого не знает.
– А лица? Ты хотя бы запомнил того, кто пришел к тебе на судно, чтобы заключить сделку?
– Нет, я не помню его лица. Шел ливень, он был под зонтом, да и встреча заняла не больше пары минут. Он сунул мне деньги и сказал, что к вечеру подвезут несколько контейнеров, их нужно отвезти на Сорха… И все.
Я разочарованно глядел на верзилу-капитана. Ни лиц, ни имен… От его истеричного рассказа толку было ничтожно мало. Он понятия не имел, что он вез, зачем и кому. Да и сама история казалась откровенно абсурдной.
Если бы капитан и правда перевозил контейнеры с похищенными детьми, то они бы голосили там день и ночь, очень малоубедительно, что младенцы могли покричать один раз, а затем заткнуться и сидеть тихо весь остаток пути. Детей у меня никогда не было, но я знал, что они не смогут даже и часа просидеть беззвучно в заколоченном наглухо ящике. Больше похоже на то, что он просто окончательно спятил, и ему все это померещилось в хмельном угаре.
– После этого ты не выходил в море?
– Нет, моя команда оставила судно… – он внезапно замялся и странно покосился на меня, словно раздумывал: говорить мне это или нет. – На обратном пути «Тихая Мария» шла уже без груза, я не стал брать товар на борт и предпочел убраться с острова как можно скорее… Но ночью… Ночью меня снова разбудили эти звуки… Я отчетливо слышал, как где-то на палубе плакал ребенок… Примерно там, где раньше стояли ящики.
Капитан снова неистово стал креститься, бледнея и бормоча что-то вполголоса. Я хмуро наблюдал за ним, отчетливо понимая, что все еще только больше запуталось. Теперь эти преступления казались мне по-настоящему темными и странными, и я не представлял, откуда мне начинать докапываться до истины и с какого бока подойти к делу. Все это выглядело весьма зловеще.