Где-то высоко-высоко с криками тянулись к югу журавли. Катрите остановилась, закинула голову, прикрыла ладонью глаза, но напрасно старалась уследить за косяком, пролетающим в посеревших просторах осеннего неба. Сколько может вспомнить, с самых малых лет, еще пастушкой каждую осень слушала журавлей. В нынешнем году в первый и, может, в последний раз услышала их на родных полях. Улетит и она, как эти птицы, в чужедальний, неведомый край.
Дома никто ее не ждал, только пес Маргис выскочил из-за гумна, затрусил навстречу, с визгом прыгал у ее ног. Да, Катрите и сегодня не забыла принести ему гостинца — куриную ножку с барского стола.
С ясного, солнечного двора не хотелось заходить в темную, пропахшую дымом избу. Катре уселась на при-клеток и озиралась кругом. Маргис растянулся у ног. Во дворе все выглядело по-старому, а все-таки не так, как при ней. Внимательно вглядишься — везде запустение. Двор давно не метен и не прибран. Везде валяются солома, щепки, листья. Сруб колодца грязный, журавель искривился, вместо крюка для ведра болтаются перевязанные гужи. Оконца грязные, распорки расхлябаны, кое-где и стеклышко выпало. По всему видно, нет здесь молодой домовитой хозяйки, ее заботливого взгляда.
При виде такой неряшливости Катрите не стерпела, ухватила брошенный веник и принялась сметать с приклетка всякий мусор и куриный помет. Потом подошла к колодцу. Сколько раз вытаскивала она этим скрипучим журавлем ведро с переливающейся через край водой, носила в избу, наливала в горшки, мыла их, чистила или тут же во дворе выплескивала в ясли поить скот. Иногда, расшалившись, наклонялась и заглядывала, как там, глубоко-глубоко, в светлом круге отражается ее собственная голова, косы, глаза. Страшно становилось Катрите, она поспешно откидывалась, зацепив ведро за крюк, опускала вниз и, почувствовав привычной рукой, что оно наполнилось, натужно вытаскивала воду. А сколько раз, стоя у колодца, видела, как проходит мимо Пятрас, он свистел и окликал ее, и они обменивались словом-другим, улыбкой или хотя бы взглядом.
Отчистив колодезный сруб и посыпав двор песком, Катре пошла было за граблями. Но скрипнула дверь — и во двор вышла мать. От изумления даже руками развела:
— Катрите! Почему же не заходишь в избу, доченька? И что за работу придумала в праздник?
Дочь побежала навстречу, целовала матери руки, оправдывалась:
— Ничего, мамочка. Какая же это работа? Думала — хоть мусор малость отскребу. Может, вы прилегли после обеда.
— Отец и сейчас еще храпит. А Ионас с Урше где-то в деревне, баклуши бьют. А ты-то как? — спросила она, заботливо оглянув дочь.