Солнце дошло уже почти до середины неба, лбы покрылись испариной, и не у одного уже в животе урчало, и не один все чаще поглядывал на пригорок — нет ли там бабы или ребенка с деревянными судками. Внезапно Даубарасовы волы, проведя борозду до лужка, остановились. Понапрасну надрывался старик: "Чубарый, ослабь, сивый, сивый, заходи!" Чубарый и Сивко, понурив головы, пыхтели и не трогались с места.
— Ну что же, обед так обед, — согласился старик, откидывая кнут. Он знал: ежели Чубарый и Сивко решили, что пришло время обеденного отдыха, то уж их никакой силой дальше не сдвинешь.
Проведя до конца борозду, остановились и черный с соловым у Пятраса Бальсиса. Их примеру последовали другие, и вскоре полуденная тишина воцарилась на шиленских полях. Только вороны, грачи и сороки горланили как ни в чем не бывало, да жаворонки заливались в вышине, и какие-то пташки щебетали в кустах у полей — на них только еще раскрывались набухшие почки.
Тем временем на дороге, на холмике, загомонили и показались женщины и ребятишки. Одни несли в руках судки, другие тащили на плечах плетенки с кормом для волов. Кто помоложе, пошел навстречу домочадцам, а старшие выжидали, пока им принесут и развяжут миску с едой, положат перед ними хлеб. Убогая, никудышная пища у крепостного, да вдобавок в постный день — пятницу. Гороховая похлебка, заправленная постным маслом, — не всем доступное яство. Многие довольствовались пареной свеклой, незабеленной картофельной похлебкой, тюрей да хлебом с солью и луком. Мешанка из овсяной соломы для волов была едой полакомее, чем для крепостного постная пища. Но все смачно уписывали принесенную снедь, и не думая о куске пожирнее. Ели молча, каждый свое, поставив на колени миску или горшок.
Пятрасу обед принесла Онуте, а мешанку для волов — Микутие. Мальчуган теперь лазил по кустам, искал ракиту и ольху для дудок и свистелок.
Пообедав, пахари подошли друг к другу: старики покурить трубку, молодые позубоскалить, померяться силами. Казис Янкаускас недавно получил от корчмаря коробок с фосфорными спичками, чем теперь всячески похвалялся. Не все еще видали новинку. Даубарас уже некоторое время бил огнивом по кремню, но никак не удавалось зажечь трут.
— Эх, дядя, никак на старости лет огниво притупилось или кремень раскрошился? — потешался Казис. — Глянь, как огонь высекать.
Он достал спичку, подняв ногу, натянул штанину и быстрым взмахом чиркнул фосфорной головкой. Спичка зашипела, пустила вонючий дымок и вспыхнула синим огоньком.
— Давай трубку, раз-два разожгу, — горделиво предложил озорник, подсовывая старику крохотный факел.