. Невооруженным глазом видно было, что к расспросам ее побуждает не столько интерес к историческим подробностям, сколько желание польстить участнику, а заодно в более выгодном свете представить свой темперамент, коли уж тяжеловесная походка, высокие шнурованные ботинки и пачка книжек под оттопыренным локтем придавали ей вид скорее филологини, чем медички. Ей все было интересно: как Ветеши — так звали юношу в фуражке — узнал о готовящемся сражении, и как он присоединился к коллегам — ведь из университетского батальона он, собственно, уже ушел, — и верно ли, что на поле боя они добирались на фаркашретском трамвае, и видел ли он короля, и где тот находился (правда ли, что в специальном поезде?), когда сдался.
У Ветеши хватило знания психологии, женской в частности, чтобы отвечать Марии с хладнокровием несколько большим, чем он испытывал (хотя трусом он не был), отправляясь на будаэршскую битву. «Господи, и вы о том же, — засмеялся он. — А я-то надеялся, вы меня избавите от бесконечных расспросов…» Но рассказал все-таки, что за ним забежал сосед по комнате (как сыновья небедных родителей, они вдвоем снимали комнату недалеко от университета), и, хотя батальон, который в последнее время превратился в какое-то общество помощи студентам-беженцам, ему действительно надоел, в такой момент просто нельзя было не присоединиться к коллегам. Да, они сошли возле кладбища и окопались возле винных погребов будаэршских швабов; нет, самому ему не пришлось стрелять, только где-то поблизости стучал пулемет; старый шваб, который им даже налил по стакану вина, все приговаривал: хорошо, что на прошлой неделе он снял виноград, а не то бы тут все вытоптали. «И вы ни чуточки не боялись? Ведь вы даже в армии не служили. Это было ваше боевое крещение». — «Зря стараетесь, — засмеялся Ветеши, — не умею я себе импонировать». — «Конечно, вы же хирург, вам только хладнокровие импонирует да чтобы в руках была твердость», — продолжала льстить Мария; действительно, Ветеши, хотя был лишь на четвертом курсе, успел прослыть среди коллег подающим большие надежды хирургом; в одной больнице, где служил младшим врачом его товарищ по батальону, Ветеши делал уже небольшие операции — удалял зубы, вскрывал гнойники, вырезал атеромы.
«Агнеш, а ты и не знала, что вокруг творится? — повернулась Мария к подруге, чтобы и ее вовлечь в чествование героя. — Я раз пять, наверное, забегала в Общество взаимопомощи, особенно когда услыхала, что Иван там». — «Нет, я узнала, только когда все кончилось». Агнеш, чуть наклонившись вперед, бросила взгляд мимо подруги на Ветеши: глубокая впадина рта (меж горбатым носом и выдающимся подбородком) и снисходительная улыбка, сопровождавшая его иронически-скупой и все-таки внушающий уважение рассказ, были ей до того знакомы (хотя они с Иваном уже не встречались), что по спине у нее пробежали мурашки. «Оно и началось-то с того, что сразу кончилось», — вставил хромой юноша, который до сих пор с молчаливой досадой слушал осанну в адрес Ветеши и, хотя потерял целых полчаса, чтобы присоединиться к девушкам, теперь ждал лишь, пока они дойдут до ближайшей трамвайной остановки, чтобы проститься с компанией.