— Однако, работы по нашим программам не остановлены. Они ведутся, — сухо заметил Штольц.
— А, — махнул рукой Николь, — на всякий случай. Но его, случай, — спина в чесучовом пиджаке нагнулась к черному костюму, — разумные люди очень часто используют для своих целей. И для своей пользы.
Анаконда блеснула впалыми глазками:
— Каких же разумных людей представляете вы, мистер Николь?
— Ой, — по голосу было слышно, что тот поморщился, — вы же прекрасно это знаете! Да тех самых, которые позволили вашему ракетостроительному институту воспользоваться разработками Годдарда[9]. Вы, что думаете — это просто хиханьки: опубликовать патент на его двигатель в немецком журнале? Не-е-т, уважаемые! И это снова же к вопросу о неудобности поз. Ваше руководство поддерживает ракетостроение «на всякий случай». Наше, к сожалению, еще просто не доросло до понимания его перспективности. Но есть люди — и у нас, и в Германии, которые прекрасно ориентируются в этой проблеме. Идеи должны работать и зарабатывать деньги!
Наступила непродолжительная пауза.
— Должен вам доложить, что все под нашим контролем, Штольц, — продолжил Николь. — Наши люди работают в окружении Годдарда и в Смитсоновском университете, и на полигоне Розуэлла…
Лицо Арданьяна обдало жаром. В Розуэлле, небольшом городке Нью-Мексико, от которого до Карлсбадских пещер не было и ста миль, у них с Хастоном было много знакомых. Причем знакомились они с ними выборочно. Выборочно в плане ракетных разработок. Хотя их группа оторвалась от сотрудников Годдарда чуть ли не на целое столетие, но руку они предпочитали держать на пульсе. Черт, как бы их самих не схватили за эту самую руку!
А Николь, между тем, заканчивал свои разъяснения:
— Как видите, я с вами предельно откровенен. А знаете почему? А потому, что мне поручено предложить вам объединить наши усилия.
Лицо Штольца напоминало маску дикого африканского племени: окаменевшее и разъяренное одновременно.
— Это решать не мне.
— Естественно. И именно поэтому эту часть нашего разговора вы можете передать Дорнбергеру, фон Брауну, фюреру вашему, в конце концов, если это необходимо, но… Но про цену этого предложения я буду разговаривать только с ними. А именно для вас у меня существует кое-что совершенно особое, дорогой мой мистер Хилл.
Пьер увидел, как африканская маска медленно превратилась в маску древнегреческой трагедии: такая же белая с черными провалами мертвых глаз. Затем лицо Штольца опять приняло бесстрастное выражение. Впрочем, когда он заговорил, в голосе его еще звучали напряженные нотки.