— Олег! — крикнул он в пространство уже безо всяких кодовых слов. — Люк, люк снова открой!
И, на ходу вытягивая плазмер, бросился к Барбикен. Но та, пятясь за глыбу, возле которой барахтался Виктор, в ужасе отступала от него. Эллис, в конце концов, еще раз дернулась и упала на реголит. Янтарное сияние, колышущееся вокруг, начало сворачиваться в оранжевые спирали. В черноте входной арки заметались какие-то мерцающие тени, сгущаясь в человекоподобные фигуры. Нет, срочно убираться надо!..
— Руслана, Руслана! — еще раз позвал Маккольн, прыгая в открытый люк и спотыкаясь о переломанное тело Арданьяна. Крови, кстати, видно не было. — Руслана, бегите сюда! Взлетаем!..
Но та отступала и отступала назад, пока не уперлась спиной в глыбу. Посмотрела на Виктора, уже оттолкнувшегося от камня и побежавшего к телу матери. Взглянула на поднимающуюся скорлупу трапа, где, стоя над телом Арданьяна, размахивал руками Маккольн, и вдруг почувствовала, что ее спина упирается не в шершавую поверхность, а во что-то очень гладкое.
Дернулась было по направлению к «Лунной Республике», но потом остановилась и, замедленно повернувшись, посмотрела назад. И замерла с широко раскрытыми глазами, не обращая больше внимания ни на оранжевые спирали, вытягивающиеся по направлению к кораблю, ни на неуверенно взлетающую «Лунную Республику», ни на Виктора, склонившегося над телом матери.
Руслана почувствовала, что у нее зашевелились волосы.
Прямо в глыбу была врезана отполированная табличка из черного камня, на которой мерцали светло-голубые буквы: «Джон Арданьян. 8.VI.1940 — 13.ІX.1979». А рядом — «Эллис Арданьян. 20.IV.1942 — 13.ІX.1979».
Вокруг клубилась мерцающая лунная пыль.
14 августа 1943 года,
Нордхаузен (Тюрингия, Германский Рейх)
Ад был переполнен клубящейся пылью, временами закручивающейся в спирали серых галактик, нанизанных на лучи прожекторов. Пыль была повсюду: во рту, в складках одежды, в каждой поре тела. И в удушающем пространстве, которое когда-то называлось воздухом. Иногда это пространство сгущалось и материализовывалось подобием человеческих фигур в черной форме. Они приносили с собой ужас, боль, но иногда и успокоение. Успокоение ужасающей болью, взрывающейся перед тем, как в глазах гаснул слепящий свет прожекторов, в ушах стихал стук кирок и механизмов, а обессиленное тело падало на шершавый гранит.
Потом тела исчезали из штольни. Иногда совершенно незаметно для окружающих. Потому что сами окружающие совершенно не обращали внимания на свое окружение, тупо размахивая кирками или ворочая отколотые глыбы. Они были механизмами во плоти. В очень изможденной, нужно сказать, плоти.