Старик попытался пожевать губами:
— Все войны — явление преходящее. А работать можно и не на какую-то конкретную страну, а на будущее.
— Будущее, расстрелянное вашими ракетами?
Доктор помолчал, а потом тихо, очень тихо, произнес:
— Мы работаем над проектом вывода ракеты в космос.
И, не смотря на его полуслышный шепот, Кондратюк вздрогнул, как от оглушительного крика.
— В космос? — переспросил. — В космос!?.. Но, все что я видел тут…
— А, тут, — пренебрежительно махнул рукой доктор, — игрушки для военных. Не игрушками мы занимаемся в другом месте. На одном из островов Балтийского моря. Именно там, Георгий Васильевич, творится космическое будущее человечества. Нового человечества. — И он перегнулся через стол к Кондратюку: — Не желаете присоединиться?
Кондратюк попытался напрячь отупевшие за последние годы мозги. Даже испарина на лбу выступила.
— Но… — прошелестел он через минуту. — Но, герр доктор, я… Поймите… Я не могу работать один. Если бы вы… Если бы… У нас тут группа интересная подобралась. Вы же сами только что говорили, что я — теоретик. А в лагере есть один очень интересный инженер-практик. Светлейшая голова. И еще один парень. Без образования особого, но руки — золотые. Вот, если бы…
— Узнаю славян, — откинулся старик на спинку стула. — Коллективизм, гипертрофированный до стадности. — Он взглянул на раскрытую папку и перевернул несколько страниц. — Шарль Ардальон и Владимир Барбикен, если не ошибаюсь?..
Во внимательном изучении заключенного под номером 2638 ему нельзя было отказать. Кондратюку оставалось только одно: снова молча кивнуть головой.
Старик щелкнул пальцами, закряхтел, еще больше уродуя лицо, и медленно встал со стула. Подошел к окну, за которым на фоне пронзительного горного неба замерла черная инопланетная конструкция сторожевой вышки, и, не оборачиваясь, произнес:
— У вас, Георгий Васильевич, есть две очень веские причины для плодотворного продолжения работы. Это, во-первых, увлеченность, о которой мы уже говорили…
— Да мы только о межпланетных путешествиях и болтаем с ребятами в свободное время, — попытался неуклюже вставить Кондратюк.
— Да? — кинул через плечо герр доктор. — Как я уже заметил, у нас отвратительно работают некоторые ведомства. На свободное время у вас просто нету прав.
— Но…
— Но, — старик отвернулся от окна, сложил руки за спиной и оперся ими на подоконник, — но, как исполнителям, им, возможно, и не нужно вашего энтузиазма, Георгий Васильевич…
Кондратюк с надеждой взглянул на него.
— Однако, есть более весомое обстоятельство, из-за которого я вынужден отклонить ваше контрпредложение. А именно… Понимаете, Георгий Васильевич, насколько мне кажется, у вас нет весомых причин для того, чтобы любить Советскую Россию. Однако у того же старшины Красной Армии Владимира Барбикена…