— Маккольн, — по-прежнему напряженно произнесла Руслана, направляя ствол плазмера в сторону более плотной чешуйчатой фигуры, — вас я не вызывала. Вы — свободны. Виктор, ты как?..
— Да, свободен я, — вдруг заревел Маккольн, не давая Арданьяну ответить на вопрос Барбикен, и резким движением срывая с головы зеркальный гермошлем.
Тот замедленно, как в кошмарном полусне, упал на реголит, растекаясь бликами отраженного света, и покатился к ногам Русланы, ошеломленно уставившейся на Маккольна: не каждый день люди совершают самоубийство таким изощренным способом. Впрочем, через несколько длинных секунд — или коротких вечностей? — стало понятно, что суицидом тут и не пахло.
Маккольн медленно повертел головой, словно разминая затекшую шею, и искорежил лицо своей металлической улыбкой. Само же оно посуровело и немного заострилось, но оставалось пока вполне живым. Приобретя, впрочем, очень резкие черты, в отличие от, немного размытого мягким селайтовым сиянием, лица Арданьяна. Или Русланы.
Сказать, что те были поражены, значит не сказать ничего. Даже Виктор, многое уже понявший, не ожидал такого. Что же говорить про Барбикен? А то, что почувствовал, остающийся неподвижным, Тресилов, было уже совсем непонятно. Маккольн медленно обвел их слепым взглядом и вдруг откинул голову, задирая свою окаменевшую рожу с ртутными бельмами глаз к выжженному до угольной черноты небу.
— Не ждали? — хрипло захохотал он. — Думали, нужен мне воздух ваш, припасы ваши? Ваша энергия? Плевать да мне на это все! Я — Бог почти! Сгинет Луна эта пусть, Земля ваша взорвется пусть, а жить я буду и перемешивать бесконечность эту! И не один. Потому, что теперь двое нас. Непобедимых. Вечных и бесконечных. Существовать в этой вселенной чему и как по-своему решающих. Правда, брат?
И он повернулся к Виктору, черные глаза которого уже стали сплошными провалами зрачков. Руслана тоже взглянула на него и, непроизвольно вздрогнув, слегка опустила ствол плазмера.
Но этого было вполне достаточно для того, чтобы Тресилов внезапно сорвался с места и бросился к ней зеленым зигзагом. Для того, чтобы он выбил оружие из рук девушки и бросил ее саму на наждак грунта.
Кала гуднула было встревожено, разворачивая к ним свой корпус, но внезапно на мгновение замерла, а потом начала поворачиваться в совершенно иную сторону. В сторону «Лунной Республики», по отвалившейся скорлупе люка которой скатывалось паукообразное тело Керчака, размахивающее всеми своими конечностями и что-то невнятно орущее Маккольну. А тот не считал за нужное обращать внимания ни на него, ни на Калу, ни даже на дерущихся землян, гипнотическим взглядом уставившись на посуровевшее — словно селайт с него смыли — лицо Арданьяна.