С Астановым они встретились тогда, когда Хастону стало совершенно ясно, что работать в России, не привлекая к себе внимание, он просто не сможет. И дело было не в опасениях, а тем более — в проявлениях, американизированного отношения к неграм, примарафетенных белой цивилизацией. Нет. Россия в этом отношении хотела быть страной действительно цивилизованной. Хотя бы на внешне-бытовом уровне. Или бытийном?
Дик чуть поежился, вспомнив, совершенно поразившие его, строки российского поэта. «Друзья, устал топтаться я на минном поле бытия…»[24] Поле, на котором они с уставшим Мамедом стараются не просто выжить, не просто не взорваться, но и сотворить еще что-то. На поле этой дурацкой Земли. Ведь месть, настоящая месть, это тоже акт творения. Творения справедливости.
Улыбка Хастона, как-то незаметно, стала гримасой.
Да, свободно работать в России он, с цветом своей кожи, конечно, не смог бы. По той простой причине, по какой тот же белый медведь прикрывает лапой свой черный нос, чтобы предполагаемая дичь не заметила его среди снегов. И такой «лапой» для чернокожего Хастона стал Мамед Астанов.
Когда они познакомились, Мамед находился на перепутье. Как и сам Дик, он скрывался от всех на свете: и от российских спецслужб, и от бывших своих коллег-боевиков. От «бывших» потому, что, как чеченец, он не мог не бороться за свободу своей родины. Но, в то же время, после смерти первого и последнего, как считал Астанов, президента независимой Ичкерии Джохара Дудаева, он не мог согласиться с методами этой борьбы.
Одно дело, говорил Мамед, честно и открыто воевать на своей территории, и другое — переносить войну на территорию противника. Причем, территорию незащищенную, мирную. Тщательно обходя укрепленные военные объекты и, не менее укрепленные, объекты чиновничьи. Обходя для того, чтобы эпизодически протаскивать тротил в метро или в электрички, перегруженные беспечными студентами и житейски рассудительными дачниками. Было в этом что-то… Не мужское. Мягко говоря.
Короче, как и сам Дик, Мамед остался без стаи, и потому их встреча была в чем-то закономерной. Конечно, на территории Центральной России с ее кавказским психозом Астан тоже не смог бы работать на полном серьезе. Но на Дальнем — очень дальнем! — Востоке его — их! — деятельности ничего особо не мешало. Мамеду даже удалось несколько недель назад устроиться на работу в «Дальтур» после того, как фирменную ракетную площадку, переделанную из старой нефтяной платформы, почему-то перегнали к Командорским островам. И, таким образом, он оказался совсем рядом с гнездом Маккольна, которое Хастон искал уже пару десятков лет. Искал, так и не поняв до конца, каким же образом выжил агент ЦРУ после их последней встречи в Нью-Мексико.