— Отходим, Олег, отходим… Не будем пока экспериментировать.
Тресилов, пятясь, сделал назад с десяток неуверенных шагов и остановился.
— А как же… Что там? — хрипло спросил он. — Руслана где?
— Можешь пойти сам поискать, — подходя вплотную к «таежнику» произнес Маккольн. — Если хотение имеется. У меня, знаешь, оно полностью пропало.
Тресилов было дернулся, но Дэн придержал его на месте.
— Ты что, действительно, хочешь с Луной в «Последнего героя» сыграть? Наверное, ты о ней знаешь что-то такое, чего не знаю я.
— Да пошел ты! — Тресилов завелся не на шутку. — Никто о ней ни хрена не знает! Но пока я не узнаю, что случилось с Руськой, то никуда отсюда не пойду.
Он на мгновение замолчал, тяжело дыша в микрофон, и после короткой паузы добавил:
— В общем, ты — как хочешь. А я все-таки попробую из кратера выбраться. Посмотреть хотя бы… Руська живая, я чувствую это! Да и уйти далеко она не могла.
Чувствовалось, что Олег изо всех сил пытается убедить самого себя в том, что он в состоянии выполнить свое обещание. Маккольн иронически наблюдал за ним. К сожалению — или к счастью? — выражения его лица Тресилов видеть не мог. Поэтому Дэн, обойдя фигуру в белом скафандре («В Индии — это цвет траура», — мелькнуло у него), двинулся к яйцу «Лунной Республики», бросая на ходу слова, словно камушки в черный омут:
— Давай, дружище, давай! Удачи тебе. На ближайший час, по крайней мере, пока воздух не кончится. Ты, конечно, можешь идти, куда хочешь, но мне этот способ передвижения надоел. Я лучше полечу. У меня, понимаешь, на Земле полная запарка.
Тресилов снова затоптался на месте. И теперь крайне растерянно. Впрочем, когда он отозвался, голос его растерянным назвать был нельзя. Скорее он был яростным.
— Дэн, для чего ты прилетел? Я ведь знаю, что старт «Республики» обошелся тебе в хорошую копеечку. — Олег еле сдерживал себя. — Чтобы свидетеля убрать? Так вот он, я, вот! И мог бы вообще не прилетать, Луна нас сама бы доконала. Хочешь этот процесс ускорить? Чтобы без неожиданностей?.. Куда ты торопишься, Дэн?
Не дойдя нескольких шагов до опущенной скорлупки трапа, Маккольн остановился и повернулся к Тресилову. Слова он подбирал подчеркнуто взвешено.
— Олег, если бы я хотел тебя убрать, то сделал бы это еще на Земле. Более того, чтобы не усложнять ни тебе, ни себе жизнь, я бы вообще не стал посвящать тебя в свои планы. А этих планов, Олег, как говаривал ваш поэт, у меня — громадье. Особенно в последнее время. У меня, понимаешь, сейчас каждый человек на счету. Кстати, и Наруддинов бы пригодился, но… Про Барбикен я уже не говорю. Она мне нравилась. Правда, больше с твоих слов.