Из коридора в гостиную падал свет, отражался от темной поверхности телевизора, и благодаря ему я видела и собственное отражение. Оно приковывало взгляд, заставляя думать о девушке, во всем так похожей на меня.
– Где у тебя планшет? – внезапно спросил появившийся на пороге Маркус. – Нужно посмотреть записи.
Голова отказывалась работать. Мне потребовалось время, чтобы понять, о чем он спрашивает, а потом – чтобы вспомнить, где же этот проклятый планшет.
– Думаю, он в сумке, которую я бросила в прихожей, когда вернулась с работы.
Боковым зрением я видела, как Маркус кивнул и исчез. Стало обидно. Его прототип, как бы ни был занят, всегда находил несколько минут поговорить с нами. Успокоить. Ободрить. Или вразумить. На работе мы часто сталкивались с драматическими ситуациями, порой было трудно не принимать их близко к сердцу. В сложных случаях в нашу группу входили психологи, которые работали и с потерпевшими, и с нами, если это требовалось, но когда их не было, в какой-то степени эту роль брал на себя наш старший следователь. И мне ни разу не удалось понять, что в эти моменты чувствует он сам.
Новый Маркус, кажется, был слишком увлечен нашим «расследованием», чтобы потратить две минуты на утешение. Умом я понимала, что ему сейчас, возможно, во сто крат тяжелее, чем мне. Ведь он узнал о гибели женщины, с которой был близок и к которой, чтобы он там ни говорил, испытывал какие-то чувства. И к тому же узнал, что его ребенок все-таки родился, но теперь куда-то пропал. И если его забрал тот, кто убил Лину и кто пытался похитить его самого, то ребенок этот в большой опасности.
Но мне больше не хотелось слушать разум. Мне было больно, страшно, горько и стыдно. И как результат – очень себя жалко. Поэтому я обхватила руками колени, уткнулась в них лицом и заплакала.
Как он подошел ко мне, я снова не услышала. Осознала это, только когда Маркус коснулся рукой моей спины, скользнул по ней ладонью, утешая, и тихо позвал:
– Нелл, вот возьми, попей.
Я выпрямилась, судорожно всхлипывая и размазывая по щекам слезы. Он сунул мне в руки стакан, и в темноте я не разглядела, что в нем налито. Только сделав большой глоток и почувствовав терпкий вкус, задохнулась и закашлялась от неожиданности.
– Ты бы его еще в чашку налил, – просипела я, хотя вообще-то вино было не таким уж крепким. Просто голос и так не слушался.
– Извини, я не знаю, где у тебя стоят правильные бокалы для красного вина, – в своей обычной манере фыркнул Маркус. – Тебе бы сейчас чего покрепче, но никакого другого алкоголя я не нашел.