– Где гарантия, что он не убьет кого-нибудь еще? – вздохнул Берт. – Он агрессивен. И он определенно становится беспокойнее. Наблюдение мы сняли, – он выразительно посмотрел на меня, – но обслуживающий персонал постоянно сообщает о разбитых вдребезги вещах.
– Берт, ты меня извини, но вы заперли его на тридцати квадратных метрах. Он не знает, что с ним будет дальше. Вы сообщили ему, что его ребенок, которого он со всей очевидностью пытался спасти, погиб. Вы даже почти перестали его навещать, – Фрай перевел дыхание, чем сразу воспользовался Берт:
– По его требованию, – напомнил он.
– Все верно, – согласился Фрай. – Но он переживает колоссальный стресс. Он уже провел больше года в заточении. Над ним, как и над Линой, проводились эксперименты. У него жесточайший кризис самоидентификации, какой никому из нас и не снился. Я лишь говорю о том, что агрессия и беспокойство в его положении – это нормальная человеческая реакция.
– Я согласна с Орбом, – внезапно вставила Маль. – Мы провели немало собеседований и наблюдали Маркуса в разных ситуациях. Было видно, что в процессе некоторых разговоров он отвечал, исходя из предполагаемых наших ожиданий. Это нормально для человека: стремиться показать себя с лучшей стороны. И в то же время это доказывает, что границы человеческой этики и морали он тоже прекрасно видит.
– Он бросился на меня, – напомнил Антуан. – И если бы не охрана, убил бы. Даже глазом не моргнув.
– Опять же, нормальная человеческая реакция. – Маль усмехнулась. – Ты и сам знаешь, что ваш разговор был провокацией. Если бы он остался спокоен, то я бы, пожалуй, заподозрила в нем опасного для общества психопата. Неужели ты в аналогичной ситуации отреагировал бы иначе?
– Да, пожалуй, – кивнул Антуан. – Это может быть нормальной человеческой реакцией. А может не быть.
– Он с самого начала вел себя довольно агрессивно и жестоко, – заметил Берт. – Не как настоящий Маркус.
Маль странно хмыкнула, нервно постучав кончиком карандаша по столу. Я удивленно посмотрела на нее. Было видно, что она с трудом сдерживает рвущийся наружу сарказм.
– Я могу предположить, что все мы не так хорошо знали настоящего Маркуса Фроста, как некоторым из нас хотелось бы.
– Почему ты так говоришь? – спросила я, внимательно наблюдая за выражением ее лица. Губы Маль кривились, изображая презрение. И я этого не понимала.
– Потому что он служил в армии Федерации, – пояснила она, в упор посмотрев на меня. – Присоединяя земли каори, ваша армия творила такие зверства, на фоне которых убийство Рантор – это просто цветочки. Я знаю, что он служил в моих родных краях. И хотя я давно потеряла с ними связь, я еще помню некоторые вещи, потому что была не такой уж и маленькой тогда. Как минимум, я помню, как потеряла родных родителей…