Открываю баночку «шпинат-лосось» и снова начинаю эксперимент. У меня в руках полная ложка, я вожу ей туда-сюда над головой Хьюго, словно это самолетик, и, наконец, приземляю его ему прямо в раскрытый рот. Хьюго глотает и строит недовольные рожи. Я-то его, беднягу, понимаю, это, наверное, очень невкусно.
Я запрашиваю разрешения на новый взлет, заправляю второй самолетик, и вот он поднимается в воздух. Несколько секунд кружится и, наконец, пикирует, сбитый шквалистым ветром, разбиваясь о мой правый глаз.
Глаз распухает, и я отказываюсь от борьбы, признавая победу Хьюго – а он только что выплюнул зеленоватую смесь прямо на сиденье высокого детского стульчика.
Из-за фингала под глазом я теперь щеголяю по улицам в солнцезащитных очках, на манер кинозвезд. Кому еще может прийти в голову в разгаре января защищаться от тусклой серости?
Конечно, меня никто не узнает, как и прелестную девчушку, которую я держу за ручку и инкогнито веду в лес. Мы с Ниной идем играть в прятки, мы это обожаем. Тем паче, что в этой игре я и отпетый топтун, и отпетый лгун.
Коварство тут совсем простенькое: когда я считаю до пяти, прислонившись к дереву, то потихоньку перевожу телефон в режим селфи и вижу, куда она идет и в каком убежище спряталась. После этого найти ее – просто детские игрушки.
– Папа, как у тебя это получается? Ты всегда меня находишь!
– Потому что ты, дитя мое, вкусно пахнешь! – рычу я как злой серый волк.
Нина не смущаясь принимает комплимент и начинает считать до десяти, это мое время, чтобы спрятаться самому. А может, дать ей разок выиграть?
С утра на улице собачий холод, и мы стартуем с космической станции, закутанные как астронавты, пролетая Млечный Путь со скоростью света. Я покидаю Нину у школьной шлюзовой камеры и устремляюсь вместе с Хьюго в городскую галактику. Вдруг он начинает ни с того ни с сего плакать и биться. Стараясь его утихомирить, я хочу дать ему любимую погремушку, но никак не могу найти ее в коляске. И все-таки точно помню: утром я сам давал ему ее прямо в руки.
– Эй, а где же твоя погремушка? – спрашиваю, как будто он может ответить.
Сколько родителей, как и мы, простодушно говорят такую глупость, и столько же людей спрашивают у любимой собаки, куда она девала свой мячик. Я поворачиваю оглобли обратно, но не вижу нигде этой проклятой обслюнявленной тряпки. Хьюго безутешен. Вдруг для меня вспыхивает лучик надежды: родители, найдя чьи-то потерянные погремушки, оставляют их висеть на решетке ограды. Я на всех парах гоню туда на своей сверхзвуковой коляске и вижу три несчастные погремушки, распятые и обмороженные, в отчаянии ждущие своих владельцев.