Ну, давай же, иди ко мне.
Ты не узнаешь меня, да?
Не узнаешь? Ты забыл?
Но я-то, Сириус, я не забыл, нет, не забыл.
Я не знаю столько всего, как Авриль, но я тебя не забыл, Сириус.
Я не забыл тебя, потому что у меня есть фотография.
Да, подойди, погляди, вот она. Я всегда ношу в кармане, вот тут, видишь.
Вспоминаешь?
Вот тут, иди сюда, это ты на фотографии. А меня тут нет – вернее, я есть. Но меня не видно. Тут вот папа, мама и ты. А Авриль фотографирует. Авриль сказала, что я был тогда в животе у мамы.
Так раньше было. У людей в животах были детки.
А теперь нет.
Больше никаких деток нет.
Ни деток лис, ни деток деревьев, ни деток птиц.
Сириус, ты помнишь папу, маму, Авриль?
Помнишь меня, хоть меня и не видно на фотографии?
Вот так, иди ко мне, не надо бояться, иди.
Да, дай мне обнять твою шею.
О, мой Сириус.
О, мой Сириус.
Какой ты красивый, мой Сириус.
Авриль сбежала по лестницам с ножом в одной руке, с фонариком – в другой.
В холле было тихо.
Она нагнулась над темной дырой, пробитой бомбой в полу. Девушка не решалась включать фонарь, боялась, что кто-нибудь в лесу заметит свет. Шепотом Авриль позвала:
– Малыш? Ты там, внизу?
Ответа не было.
Авриль тщательно осмотрела края дыры, вздыбленный упавшим снарядом паркет и обнаружила грязноватый след двух детских ладоней. Видимо, мальчик повис здесь на руках, а потом спрыгнул в погреб.
– Малыш, – сказала она чуть громче, – Малыш, я знаю, что ты там. Ты не можешь влезть обратно, да? Давай, покажись, я не буду ругаться.
Девушка проговорила это на одном дыхании, сердце в груди колотилось. Авриль была уверена: мальчик спустился в погреб, надеясь, что сможет открыть парочку консервных банок и набить живот. Но не подумал, как будет вылезать.
– Малыш, я сейчас спущусь, хорошо? Если ты там, не двигайся и не трогай бомбу, ты понял?
Ей послышалось, что внизу в темноте что-то шевельнулось. Раздался плеск. Кто-то фыркнул. Ей совершенно не хотелось спускаться, но, если Малыш тронет бомбу, всё взлетит. Надо вытащить его оттуда.
Рюкзак остался на крыше, поэтому Авриль пришлось сбегать за веревкой, затем крепко привязать один конец к перилам лестницы, а другой скинуть в дыру, как можно дальше от бомбы.
Девушка спускалась медленно, каждый мускул напряжен. Когда ноги коснулись густой жижи внизу, ее чуть не вывернуло. Авриль сдержалась и погрузилась в жижу по колено. Пол был липкий и какой-то тепловатый, будто пасть огромного животного. Авриль включила фонарик. Желтый луч скользнул по внушительному черному снаряду, покоящемуся в грязи. От металла шел слабый жар: там, внутри, будто что-то копошилось. Смертельное пламя. Темный жар. Вся человеческая злоба.