31 января
Холод собачий, по Цельсию -28°. Учил концерт Римского-Корсакова и разыгрывал пьесы Скрябина. Вечером были гости, милые и культурные канадцы.
Завтра придётся отправиться в Нью-Йорк, ибо в понедельник выступление с 1 Duo Art, а вечером клуб «Богемцев» мне делает приём по случаю первого исполнения «Увертюры на еврейские темы». День будет оставлен для Linette, а вечером, после приёма, уеду из заражённого Нью-Йорка в Буффало на концерт. Кстати, и в Монреале кое-какие случаи «флу» объявились.
1 февраля
Днём концерт Cortot, короля французских пианистов, как здесь объявлено. Он играл Двенадцать прелюдий Дебюсси. Многие чрезвычайно милы и элегантны, но многие водянисты, ах как водянисты! В восемь часов вечера, провожаемый супругами Fortiers, которые очень меня полюбили, я отправился в Нью-Йорк, уверенный, что из чистого воздуха погружаюсь в раствор бактерий. Впрочем, я сделал следующее вычисление: в день умирает двести с небольшим человек, т.е. 1/30.000 населения. Следовательно, я, пробывший один день (а я пробуду только один) имею один шанс на тридцать тысяч быть до смерти слопанным микробами, что, следовательно, мало вероятно.
2 февраля
В девять часов утра Нью-Йорк, такой же как всегда, благоустроенный и оживлённый. И очень тёплый по сравнению с Монреалем. Едва я успел привести себя в порядок, как пришлось отправиться в Aeolian Hall, где в полдень концерт Duo Art, демонстрирующий их инструмент и артиста, игравшего на нём. Я сыграл несколько пьес, а затем «Прелюд» Рахманинова на концертном рояле, имевшем механику Duo Art'a. Когда же публика (которая принимала меня очень горячо) устроила мне овацию, то я вместо bis'a пустил в ход механизм, где уже был вставлен тот же «Прелюд», наигранный мной прошедшей весной, - и рояль повторил тот же Прелюд», причём я сидел у клавиатуры со сложенными руками. Ничего, очень недурно, хотя всё же, конечно, не то. Публика была очень довольна, что же до меня, то я получаю за это двести пятьдесят долларов. Не Бог весть сколько, но всё деньги.
В пять часов пришла ко мне Linette. Ужасно радостная встреча и нежная любовь. Однако в семь часов всё это надо было кончить, пообедать, расстаться, уложить чемодан, одеть фрак и с неким Фонарёвым отправиться в Bohemian Club, клуб музыкантов, который делал мне приём по случаю первого исполнения моей «Увертюры на еврейские темы». Собрание было закрытое, одни члены, человек восемьдесят. При моём выходе - овация.
Затем наше «Зимро» исполнило квинтет с кларнетом Брамса, серьёзный и скучный, вариации Гнесина, такие же, и мою «Увертюру». «Увертюра» звучала чрезвычайно приятно, чуть-чуть иногда крикливо (к сведению будущих исполнителей: кларнету не кричать и не стучать роялью), но после предыдущей мертвечины, хотя и доброкачественной, так живо и свежо, что аудитория воскресла и устроила мне громогласную овацию. «Увертюра» была повторена, затем я сыграл сверх программы 3-ю Сонату.