– Ты ведь не заставишь меня преклонять колено еще раз, не так ли? Я имею в виду, что сделать это один раз за вечер еще допустимо, но дважды – это уже отчаяние.
Я засмеялась:
– Нет, не заставлю.
Он запнулся.
– Ладно, не буду тебя смущать. Но спрошу еще раз. Джесс, ты выйдешь за меня?
Я перестала улыбаться и посмотрела в глаза единственного мужчины, которого любила.
Мы не были безупречными, но мы были созданы друг для друга. Чтобы понять это, понадобилось десять лет, ребенок, неизлечимая болезнь и между всем этим американские горки из эмоций.
Я поняла, что ответ может быть только один.
– Хорошо, Адам.
– Это значит «да»? – нахмурился он.
– Да. Это «да».
На его лице появилась одержимая усмешка.
– Боже, как же это было сложно, – сказал он, бросаясь обнять меня, а парень, евший филе-де-руже, восторженно зааплодировал.
Я то и дело просыпалась и вновь засыпала в объятиях Адама в ту ночь, едва шелохнувшись, чувствовала нежное движение его груди при вдохе и выдохе. Высокая луна мерцала сквозь жалюзи, бросая загадочные тени по комнате.
Я не могла спать от переполнявшего меня восторга, от ощущения чего-то неожиданно славного, бурлящего внутри меня. Впервые за все эти годы я видела будущее в позитивном свете, почти сверхъестественно уверенная в том, что все будет в порядке, что бы ни уготовила мне судьба.
Улыбка пробежала по моим губам, когда Адам сонно притянул меня к себе и почти бессознательно прислонился ко мне, чтобы поцеловать, прижимаясь своим ртом к моему, все еще не открывая глаз.
– Ты проснулся, – прошептала я.
– Только что. Который час?
– Не знаю. Шесть утра, наверное.
Его рука скользила по моей спине, и я прижималась к нему, задевая губами неровную поверхность его подбородка.
Потом зазвонил мой телефон.
И на секунду мы оба одновременно замерли. Я уползла от Адама, встала с постели и пошла по комнате в сторону телефона, который оставила на сумке под окном. Я вертела его в руках, пальцы не слушались, и наконец-то нащупала кнопку «ответить».
– Папа? – тут же спросила я.
Когда мой отец заговорил, уже по дрожи в его голосе было понятно, что это именно тот звонок, которого я боялась последние десять лет.
– Джесс. Я звоню по поводу мамы.
Я смутно помню громкие требования вернуться домой. Я знаю только, что мне удалось сесть на рейс в тот же день, одной, оставив Уильяма и всех остальных во Франции вместе со своей машиной и багажом. Я точно помню, как мрачно смотрела на верхушки туч в окно, думая о мирной, безупречной синеве здесь, наверху, зная, что, как только самолет нырнет под ними, мне придется окунуться в более безрадостный мир.