Я посмотрела на него с недоверием.
– Ты серьезно считаешь, что я должна в это поверить? Что из всех баров в Манчестере ты и твоя бывшая девушка по чистой случайности одновременно оказались в одном и том же?
Он переминался с ноги на ногу, его глаза беспокойно метались, он боялся встретиться со мной взглядом. Несмотря на свои многочисленные таланты искусством обмана Адам не владел – в этом он был просто ужасен.
– Ладно, хорошо, – сказал он. Капельки пота собирались над его бровями. – Она звонила мне несколько дней подряд, после того как рассталась с тем парнем, с которым встречалась, Джонни. Так что мы договорились встретиться в баре «Буш».
– Тогда почему ты мне солгал?
– Я не лгал! Ну… Окей, вроде как солгал.
– Так что насчет помады?
Он сглотнул:
– Я обнял ее… Чтобы поддержать.
Я прикрыла ладонью крошечное ушко Уильяма.
– А она в ответ сделала тебе минет, чтобы поддержать?
– Джесс, не надо так, – пролепетал он.
– А чего ты ожидаешь, когда выключаешь телефон на двенадцать часов, пока я рожаю твоего первенца?
Он продолжал разглагольствовать, что я должна доверять ему, поверить, что Джорджина ушла домой одна, а он оказался у своего друга Джулса. Я, может быть, и была слегка не в себе от петидина, но я точно не выжила из ума. Это подтвердилось, когда я случайно столкнулась с женой Джулса, Сьюзи, в свой первый после больницы поход в супермаркет. Она выполнила обязательный ритуал по воркованию с Уильямом, после чего я невзначай спросила:
– Так что… Джулс задержался допоздна в день тимбилдинга? Я знаю, что некоторые гуляли до утра.
Она покачала головой:
– Джулс не пьет много, он легковес, Джесс. Он вернулся домой в половине первого и уже через пять минут храпел рядом со мной.
Таким образом, я знала наверняка: Адам солгал и об этом.
Я не набожный человек, тем не менее я всегда верила в силу прощения. Я не из тех, кто держит обиды или отказывается их отпустить: я не хочу, чтобы они съедали меня изнутри. Но как можно простить кого-то, если ложь не прекращается? И она не прекратилась – Адам просто перестал утруждать себя враньем о той ночи. Он сказал, что я «все неправильно поняла», отказался говорить об этом, полагая, что на этом все должно было закончиться.
Мы оставались вместе еще два месяца и две недели после рождения Уильяма, и те дни, когда мы должны были чувствовать единение как семья, стали одними из самых несчастных в моей жизни. В этом была не только вина Адама.
Конечно, я без памяти влюбилась в своего малыша, но с ним было не просто. Он был прекрасным, но требовательным, беспокойным, шумным и равнодушным к кормлению, если только оно не происходило между полуночью и пятью часами утра.