К одному бланку скрепкой была приложена черно-белая фотография с ним и матерью. Нижняя часть фотографии — нарисованная иллюстрация Эмпайр-стейт-билдинг, статуи Свободы и желтого такси с пучеглазым жирафом за рулем, а также подпись «Саут-Стрит-Сипорт». Он был малышом — толстощеким и с завитком темных волос, — да и мать выглядела как ребенок, моложе, чем он ее помнил. Это была его единственная детская фотография, которую он видел, и единственная фотография с ней. Почему Питер и Кэй не отдали ее раньше?
Он поднес ее к лицу, представил, как Вивиан собирает для него одежду, находит бланк об оставлении после уроков, звонит в школу и просит академсправку, обыскивает вещи матери и раскапывает фотографию. Она положила ее в общую кучу для него — единственное напоминание о матери, которое сунули со всем остальным в конверт и передали в соцслужбу. Но кто всё это делал, Вивиан или Леон? Или его мать, вдруг она приложила к этому руку? Он рассмотрел все возможности. Его мать была в тюрьме. Была депортирована. Любила его. Не переживала за него. Можно поставить так, а можно наоборот — одна и та же нота звучала по-разному, смотря как слушать. Можно всё сделать правильно, но всё равно чувствовать себя не так.
Он нашел ее номер — всё еще в списке контактов, — и позвонил в последний раз. Она не ответила.
На следующий день он записался на осенние предметы, которые предложили Питер и Кэй, а когда Кэй спросила: «Ты же расплатился с Энджел?» — он сказал, что да.
Чтобы отметить его окончание летней учебы с проходным баллом, Питер и Кэй повезли Дэниэла в «Риджборо Инн», куда ездили и на его школьный выпускной, и на публикацию книги Кэй, и на повышение Питера до заведующего кафедрой после ухода Валери Маклеллан. «Риджборо Инн» была темной пещерой с деревянными балками и подобострастными пожилыми официантами в тяжелых бордово-золотых ливреях, с меню в тех же расцветках, где орнаментальным курсивом перечислялись блюда: стейки, котлеты и французский луковый суп. Это был единственный ресторан в округе Риджборо, где можно почувствовать себя в своей тарелке, если прийти в пиджаке и галстуке.
Питер заказал бутылку мальбека. Официант наполнил бокалы, и Питер поднял свой. «За Дэниэла и возвращение на праведную стезю. За начало твоей оставшейся жизни».
Дэниэл взял у Питера галстук и надел свой единственный пиджак — рукава теперь были короткими, а плечи висели. Он без конца поправлял галстук, одергивал рукава. Даже штаны стали теснее, чем несколько месяцев назад, — теперь он водил вместо того, чтобы ходить пешком.