— Ой, обязательно устройте, — сказала Элейн, — просто обязательно.
— Ой, устроим, — сказала Кэй, разговаривая, как Элейн.
Деминь бросил взгляд на Энджел, но она скакала с ноги на ногу и смотрела на свою растяжку «С Днем попадания».
— Где я буду сегодня спать? — спросил он. Здесь был диван, от которого ближе всего до лифта.
— А, потом решим, — сказала Элейн. — Или устал? Хочешь прилечь? — он покачал головой.
— Элейн, — Энджел дернула мать за футболку. — Можно покажу Дэниэлу мою комнату?
Ее комната была куда меньше, чем у него, со светло-розовыми стенами, кроватью с розовым постельным бельем и изголовьем в виде сердечка, с разбросанной по незастеленным простыням одеждой и усеивавшими пол игрушками, плюшевыми животными в четыре ряда. Деминь проложил через футболки и носки путь до середины комнаты.
Энджел показала маленький розовый айпод с белыми наушниками.
— Хочешь послушать?
Они взяли по наушнику и сели на полу. В правое ухо Деминю вплыла музыка — тихие электронные ударные и скрипящий, обработанный женский вокал.
Энджел качала в такт подбородком.
— Когда твой день рождения?
— Восьмого ноября.
— А у меня нет настоящего дня рождения, потому что меня удочерили, но мы решили, что пусть будет пятнадцатое марта. А когда твой День попадания?
— Что такое День попадания?
— Не знаешь? Он есть у всех приемышей. Это как день рождения, но не день рождения. Это день, когда ты поселился у своей семьи навсегда.
«Попадание» звучало совсем не так весело, как «день рождения», как будто он кому-то попался или во что-то влип.
— Я еще не усыновлен. Я патронатный.
— Что это?
— Это как усыновленный, но более временно. — Деминь посмотрел на Энджел. Ее кожа была светло-коричневая, нос — широкий и приплюснутый. У нее не хватало одного зуба, который острый. — Тебе нравится Хендрикс?
— Кто?
— Джими Хендрикс. У него есть песня с названием, как твое имя. — Деминь отключил наушники и заменил ее айпод на свой дискман. Промотал до «Энджел» и завел. В ушах стали переливаться гитара и цимбалы, и он подпевал. «Завтра я буду с тобой». Потом он испугался, что Энджел подумает, будто он поет ей, будто она ему нравится. Нажал на «стоп».
— Нравится?
— Ничего так.
— Всего лишь, типа, величайший гитарист в истории вселенной.
Она открыла коробку, где лежала пожелтевшая пластиковая буква U.
— Хочешь посмотреть на мою капу? Приходится надевать на ночь, чтобы зубы были ровными. А то мне больно. У меня слишком много зубов. Один пришлось вырвать. — Он боялся, что она сунет пластиковую U в рот или — что еще более ужасно — заставит примерить его, но она закрыла коробочку и бросила на пол, где та приземлилась на плюшевого попугая.