— С чего это? Я американский гражданин. — Он обернулся и убедился, что Майкл с Тимоти всё еще за столом. — Что ты знаешь о моей матери? Где она?
Лицо Вивиан скрывалось за дверцей холодильника.
— Я ничего не знаю.
Он скоблил тарелки с силой так, что саднило кожу.
— Ты реально ходила в суд, чтобы навсегда избавиться от меня. Ты сломала мне всю жизнь.
— Я ничего не ломала. Иначе бы ты не учился в колледже. Не жил бы на Манхэттене, не играл бы на собственной гитаре. Если бы ты остался с матерью, жил бы в бедности. Вернулся бы в деревню.
— Так она там? В Минцзяне?
Слова Вивиан были тихими и глухими.
— Не знаю.
Что-то не складывалось. Не было никакого объяснения отсутствия мамы, объяснения того, почему она так и не вышла на связь. Дэниэл смотрел на Вивиан пристально, вынуждая встретиться с ним лицом к лицу.
— Она умерла?
Наконец она повернулась к нему.
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— От Леона.
Он отправился к метро, обняв на прощание Майкла и пожав руку Тимоти. «До скорого, — попрощался Майкл. — Не забудь сказать про следующий концерт».
В кармане Дэниэла лежал конверт, который ему перед уходом дала Вивиан. Не пройдя и полквартала от дома, он нырнул под навес магазина и открыл его. Внутри лежали стодолларовая банкнота и бумажка с цифрами, которые могли означать телефонный номер в Китае. Внизу было подписано: «Леон».
Дэниэл убрал конверт в карман и рассмеялся — горячим студенистым смехом, — смеялся, пока его всего не затрясло. Будто от ста долларов ему полегчает. Он шел, пока улица запертых витрин не закончилась тупиком, и повернул налево, ко входу в Сансет-парк. Воздух был теплым, деревья — в цвету. Он поднялся на холм, над улицами и витринами, семьей, бредущей ниже по тропинке, — отец толкал коляску с привязанным к ручке серебристо-красным шариком. Дэниэл видел горизонт Манхэттена, узнавал четкий шпиль Эмпайр-Стейт-Билдинг, искорки мостов, и с его точки обзора город казался уязвимым и мерцающим, пока последние лучи солнца приглаживали арки, словно убаюкивая их ко сну, раскрашивали верхушки зданий тенями. У него есть номер Леона. Его мать жива. Леон знает, где его мать; они на связи. От этой перспективы он чувствовал себя ватным. С подгибающимися коленями он сложился пополам, и его стошнило чесноком и клубничным пирогом.
Потом его пробил озноб. Когда Вивиан сунула ему в руку конверт, она прибавила: «Я расплатилась с долгами твоей матери. Когда Леон уехал, она еще оставалась должна. Как думаешь, кто платил? Если бы я не заплатила, ты бы уже был мертв».
Не зная, ненавидеть Вивиан или быть ей благодарным, Дэниэл смог только взять конверт и сказать «спасибо».