– Ну так как? – покончив с новостями, наконец поинтересовался Граначчи. – Удалось тебе получить в Риме какие-нибудь заказы?
Микеланджело остановился, словно на его пути возникло невидимое препятствие. Некоторое время он ошеломленно молчал. Господи, если уж Граначчи, самый страстный поклонник его творчества, ничего не знает о…
– Разве ты не слышал о моей Пьете?
– О чем?
У Микеланджело перехватило дыхание.
– Ах да, как же, как же… – По выражению лица Граначчи было видно, что он что-то припоминает.
Микеланджело снова задышал.
– Я действительно слышал кое-что об этой твоей скульптуре. Там у тебя еще Дева Мария выглядит чересчур юной, а… – Граначчи игриво толкнул Микеланджело в бок, словно намекая на что-то. – Не сомневаюсь в том, что она великолепна, друг мой, впрочем, твои работы всегда были прекрасны. – И Граначчи легко зашагал дальше.
Микеланджело с трудом проглотил ком в горле. Никакого парада в его честь не будет. Ни празднества, ни банкета. Здесь, во Флоренции, он как был, так и останется всего лишь Микеланджело, сыном Лодовико Буонарроти, начинающим скульптором из ныне разоренных Садов Медичи.
– Слушай, а я ведь догадываюсь, что привело тебя в город, и именно сейчас, – сказал между тем Граначчи.
– И что же? – вяло поинтересовался Микеланджело. Коли уж никто здесь не знал о его римском триумфе, он больше ни в чем не был уверен.
– Конкурс на камень Дуччо. – Граначчи пожал плечами, будто речь шла о чем-то очевидном.
Микеланджело вновь встал как вкопанный.
– И… что с этим камнем?
О, камень Дуччо! Знаменитейший блок мрамора за всю историю ваяния. Лет пятьдесят назад с ним был связан замысел самого грандиозного, самого дорогостоящего и дерзкого проекта со времен древней Римской империи – двенадцать колоссальных мраморных изваяний ветхозаветных пророков для Дуомо. Управление строительными работами в Соборе, или коротко Управа, с жаром приступило к исполнению задуманного и первым делом закупило в знаменитых каменоломнях Каррары колоссальной величины блок белоснежного мрамора. Он достигал девяти braccia[3] в высоту, то есть был втрое выше человека, и при этом строен и узок, как колонна. В Управе надеялись на то, что выполненная из него скульптура прославится – ведь она будет самой высокой из всех, которые были изготовлены из цельного куска мрамора со времен Античности.
Согласно легендам, камень этот таил в себе нечто необычное, на нем словно бы лежала печать особенной судьбы. Несмотря на долгое и трудное путешествие – его спускали с гор, а затем везли вверх по реке Арно, – во Флоренцию он прибыл без единой царапинки; эта девственно нетронутая и белоснежная плита буквально дышала жизнью. Все, кто видел его, признавались, что еще не знавали мрамора белее и прекраснее. А попечители Собора тут же объявили, что из него будет высечена статуя царя Давида – как символ величия Флоренции и ее преданности Богу. Оставалось лишь найти скульптора, достойного столь ответственной работы.