– Вы что, одурели?
– А я при чем? – развел руками старшина. – Они же, как дети малые. У лесника пороху полмешка, вот, как говорят, и бес в ребро, хоть и седина в бороду.
– Полмешка?
– Полмешка, – подтвердил Пилипенко. – Сам видел. Ни больше, ни меньше. Говорит, какому-то обществу или артели должен был передать. Охотникам каким-то.
– Так передал бы.
– Да нет уже этой артели. Под немцем осталась.
– Ну ладно, – лейтенант махнул рукой, – пусть чудят… Пошли к бойцам.
– Обед уже готов, товарищ командир, – сказал Пилипенко и вопросительно посмотрел на лейтенанта.
– Обед подождет, старшина, – Титоренко вздохнул, – если вообще сегодня обедать будем.
Лейтенант собрал подчиненных за воротами и коротко обрисовал обстановку.
– Как видно, боя не избежать. Немцы все равно нас найдут, только, – лейтенант энергично рубанул воздух ребром ладони, – только нельзя пассивно ждать, когда они этот бой нам навяжут. Навяжут в выгодных для них условиях. В общем, выступаем немедленно. – Лейтенант посмотрел на часы, – Васин, через десять минут, – он на секунду запнулся, что-то прикидывая, и поправил: – вернее, через двадцать минут доложить о готовности. С собой ничего не брать, только оружие и боеприпасы. Гранат побольше возьмите.
– А обед? – в голосе Васина послышалось разочарование.
– Вы что, сговорились все? Обед, обед! Я что, жрать не хочу?! Вернемся – пообедаем. А не вернемся… – лейтенант опять рубанул ребром правой руки воздух и замолчал.
– Что будет?
– Как «что будет»?
– Ну, если не вернемся?
Титоренко вздохнул.
– Тогда нам будет фанерная память со звездочкой. – Он невесело улыбнулся. – Уяснил?
– Уяснил, товарищ лейтенант, только я предпочитаю вернуться, – Васин носом шумно втянул воздух, – больно уж вкусно пахнет, – и он кивнул в сторону плиты, у которой хлопотала Зина. От печки действительно шел аппетитный дух вареного мяса.
– Ты вот что, Васин, – лейтенант придержал сержанта за плечо, – отдай старикам пистолет немецкий и подсумок с патронами.
– Парабеллум?
– Да. Нам он ни к чему. В обороне с ним еще ничего, а на ходу – одна морока. И свой отдай, ты себе еще достанешь.
Ровно через двадцать минут солдаты уже при оружии короткой шеренгой выстроились у высокого забора хутора. Из ворот вышли лесник с Митрофанычем и пригорюнившиеся женщины, они остановились напротив разом посуровевших бойцов.
– Вернетесь? – спросил Кузьмич, обращаясь к Титоренко.
– Хотелось бы. А так – кто его знает, – лейтенанту стало неловко от понимающих взглядов бородатых мужчин и всепрощающих взглядов прижавшихся друг к другу женщин. Скрывая неловкость, он скомандовал выступать.