— Девочка-то хорошая? — спросила вдруг Керидвен.
Мирддин моргнул. Керидвен всегда умела какой-нибудь парой слов вогнать его в ступор. Он аккуратно положил вилку на стол.
— Я ничего не могу тебе ответить, потому что не понимаю, о чем ты спрашиваешь и какой ответ хочешь от меня услышать.
Керидвен не то засмеялась, не то всхлипнула, чмокнула сына в макушку, разжала объятия и села рядом, подперев щеку рукой.
Мирддин все-таки решил уточнить.
— «Хороший» по отношению к кому-либо — это какой?
— Не бери в голову, милый, — сказала Керидвен. Эльфин поднял взгляд от планшета.
«Хороший» чаще всего подразумевает «соответствующий представлениям говорящего о прекрасном и правильном», в данном конкретном случае — «проявляющий достаточную меру заботы». Поскольку, судя по аппетиту, наш сын находится в неплохой физической форме и, судя по ментограммам, в здравом уме и трезвой памяти, ответ следует дать утвердительный. Передай мне соль, пожалуйста.
Керидвен прищурилась и щелчком послала солонку по столу.
— Спасибо, — Эльфин взял ее не глядя и опять уткнулся в какой-то документ.
«Нелегко им было вместе по первости-то», — внезапно с кармартенским выговором подумал Мирддин.
Забавно, он только после пребывания у людей понял, насколько Авалон устроен для жизни.
Львиная доля всего времени в Срединных землях проходила в борьбе с энтропией. Все ветшало, разрушалось, изнашивалось, зарастало хламом и мусором. Само существование приходилось постоянно поддерживать.
С другой стороны... Жажды у людей не было. Судя по тому, что рассказывал Блейз, люди сталкивались с чем-то подобным только один раз — при смерти. Во всяком случае, большинство. Их общество строилось вокруг необходимости построить дом, обеспечить безопасность, добыть пропитание, вырастить потомство. Не вокруг неизбежности столкновения с Жаждой и ее преодоления.
Блейз был Предстоятелем для своей деревни, но Мирддин так и не понял, как это происходит.
Мирддин оглядел светлую, полупустую комнату — темные деревянные рамы, белые стены. Когда он жил здесь, он предпочитал пользоваться проектором, что-то постоянное на стенах ему мешало, и проекции можно было мгновенно свернуть. Это позволяло не объяснять, что на них. Объяснять Мирддин не любил.
Когда он уехал, все оставили, как было — и оно застыло, дожидаясь. Движение оставалось только в аквариуме.
Большая увесистая сфера покоилась на треножнике перед окном. Мирддин усмехнулся, вспоминая, как она появилась.
— Давайте заведем собаку! — сказала Керидвен. — Мирддин, хочешь собаку?
— Сколько живет собака? — спросил Мирддин.