— Пей.
Мне никогда не нравилось, когда мне говорят, что делать, поэтому я попытался вернуть ей фляжку.
— Нет, если в ней то, из-за чего остальные ведут себя как дураки.
Она сделала глоток из фляжки, потом снова швырнула ее мне, заставив поймать.
— Нет.
— Я уже сказал тебе, я не…
Она взяла меня за руку, прислонилась к моему плечу и свободной рукой указала на толпу у костра.
— Ты поступаешь мудро, противясь моему предложению, о юный меткий маг. Посмотри, какие грязные и кощунственные поступки совершают эти потенциальные демоны.
Насмешливый тон расходился с ее удивительно убедительной официальной речью:
— Стань свидетелем гнусной наглости, с которой они решили не только пострадать от болезни собственного изготовления — той, которая, несомненно, уничтожит их, если некий прекрасный маг джен-теп не доберется до них первым, — но и сговорились также ухватить краткие обрывки утешения на пути к своей законной погибели.
— Смешно. Ты не боишься отряда, который сюда придет?
Она перестала лицедействовать:
— Мне страшно, Келлен. Нам всем страшно. Вот почему все здесь, кроме тебя, делают единственную разумную вещь в такой ситуации.
Она прижала фляжку к моему животу.
— Пей.
Я открыл пробку большим пальцем и откинулся назад, чтобы выяснить, что такого волшебного в этой штуке. Вкус теплого персика проскользнул в мое горло, сперва гладко, а после шарахнув с такой силой, что я упал бы на задницу, если бы не был так решительно настроен не опозориться перед Диадерой.
— Ну? — спросила она. — Неудержимое стремление к разнузданности еще не овладело тобой?
Я сделал еще глоток, прежде чем сказать:
— Прекрасно. Я понял. Я идиот.
Она взяла у меня фляжку, наклонилась и прошептала мне на ухо:
— Нет, ты просто очень грустный мальчик, которому очень нужно научиться веселиться.
— Может, ты забыла, но мой друг мертв, и военный отряд, возглавляемый моим отцом, идет, чтобы убить всех этих людей! Может, сейчас не самое лучшее время для…
— Сейчас как раз самое время для такого, — сказала она, не уступая ни на дюйм, и кивнула в сторону остальных. — Думаешь, они ведут себя ребячески и безответственно? Еще до того, как мы вернулись в аббатство, все мы были уверены, что умрем от рук этого сумасшедшего Тасдиема. Нет. Хуже того. Ты хоть представляешь, что он сделал бы с нами, если бы ты его не одурачил?
Вообще-то я понятия не имел, что намеревался сделать Тасдием, но мог себе представить: его намерения были не из приятных.
Диадера постучала пальцем по своим теневым веснушкам на щеках.
— Как нам жить с этой болезнью, Келлен, сражаясь каждый день, чтобы удержать наши души, когда даже аббат заставляет нас идти и рисковать жизнью, защищая тех невинных, честных людей, которые хотят видеть нас мертвыми?