Глава 28
ОТКРЫТИЕ И СОЖАЛЕНИЕ
— Попытайся расслабиться, — сказал аббат.
Именно так говорят люди аккурат перед тем, как сделать что-нибудь, что вопреки старой пословице причинит гораздо больше боли вам, чем им.
Аббат усадил меня на жесткий деревянный стул позади аппарата, состоящего из дюжины оправленных в медь стеклянных дисков разного размера и толщины; каждый из них был подвешен на собственном металлическом рычаге. Аббат передвигал диски и так и сяк, вглядываясь сквозь линзы в метки Черной Тени вокруг моего глаза.
— Теперь не двигайся, — предупредил он.
Он повторял это каждые несколько минут, делая паузу, чтобы набросать что-то в маленькой записной книжке, которую возвращал в карман рясы, прежде чем по-другому разместить линзы прибора.
Поскольку больше мне нечем было заняться, кроме как ждать диагноза или — скорее всего — некоей разновидности невыносимой боли, я наблюдал, как работает аббат. Он был странным на вид человеком: метки Черной Тени покрывали большую часть его тела, их было больше, чем у любого другого из тех, что я встречал. И дело не только в этом, его метки почему-то казались… глубже, как будто впечатались в его плоть. И однако в его метках была некая плавность. Баланс. Может, я привыкал к виду людей, пораженных моей болезнью, но все-таки он и близко не был настолько отвратителен, как следовало ожидать.
— Наслаждаешься зрелищем? — спросил он.
Его ухмылка напомнила мне Диадеру. И то, как она выставляла напоказ свою самоуверенность, чтобы заставить меня ощутить неловкость.
— Просто пытаюсь решить, вы такой уродливый и медлительный потому, что избыток Черной Тени разрушает черты лица и интеллект человека, или все это произошло естественным путем.
Он засмеялся, не переставая поправлять и передвигать множество линз своего прибора:
— Знаешь, Келлен, рано или поздно ты осознаешь, что все это время я был на твоей стороне. Однажды ты, может, даже будешь по мне скучать.
Я попытался встать.
— Как насчет того, чтобы отпустить меня, чтобы мы могли проверить эту теорию?
Он толкнул меня обратно на стул.
— Прекрати дергаться.
— Что вы вообще ищете?
Он приблизил одну из линз — очень тонкую, размером с едва маленькую монету — прямо к моей щеке под глазом, так близко, что я почувствовал прохладу стекла.
— Ты когда-нибудь смотрел на Черную Тень по-настоящему близко?
— Всего лишь каждый день.
— Я имею в виду не тупо таращиться на нее в зеркало, тоскуя о том, как несправедлива жизнь.