– Женщина, с которой вы занимались сексом, мертва.
– Я что, похож на некрофила? – Хауэр усмехнулся.
– Уточняю, – произнес Майло. – Теперь эта женщина мертва.
– Да, прискорбно, но я ничего и не скрываю – мы с Элизой неоднократно занимались сексом, просто для взаимного удовольствия. Мы же с вами – мужчины, для нас тут нет ничего удивительного. Будь на вашем месте женщина, я бы еще понял; женщины склонны примешивать чувства к чисто физическим ощущениям. Но мы же не такие, как они?
– Вы преподаете психологию?
– Да, и обожаю этот предмет, – согласился Рико Хауэр. – Рано или поздно думаю написать диссертацию.
– А что еще вы преподаете?
– Историю общества – годовой курс, по полгода на девятнадцатый и двадцатый века. Факультативный семинар по городской культуре и короткий суперфакультатив «Бедность и борьба с ней».
– Суперфакультатив?
– Награда для особо старательных учеников, – Хауэр подмигнул. – В виде дополнительных домашних заданий и многостраничных рефератов.
– Похоже, вы изрядно загружены, – констатировал Майло.
– Человек, который любит то, что делает, загружен не бывает – только увлечен.
– Ага… и это относится к сексу с Элизой?
– Совершенно верно, лейтенант. Мы оба были весьма этим увлечены, я бы даже сказал – глубоко вовлечены в процесс.
– И как часто вам с ней случалось быть глубоко вовлеченными?
– При малейшей возможности… Простите, я опять начал болтать языком. Мне все это сильно действует на нервы.
– То, что вы находитесь здесь?
– Нахожусь здесь и обсуждаю с вами смерть Элизы. Которая, надо полагать, была не самой естественной, иначе меня сюда не пригласили бы… Простите мне этот телеологический экскурс.
Майло протянул ему свою карточку.
– Надеюсь, ей не было больно, – Хауэр вздохнул. – Элиза не любила боли.
– Она сама вам это сказала?
– Да, и со всей определенностью: «Я не выношу боли, Рико».
– По какому поводу случился разговор?
Энрико Хауэр положил ногу на ногу. Белые шелковые носки, настолько тонкие, что сквозь них просвечивали смуглые щиколотки, резко контрастировали с черными джинсами.
– Видимо, вы подумали о садомазохизме, что я хотел ей сделать больно в процессе секса… Нет, лейтенант, мы разговаривали уже после коитуса. Элиза повела себя очень по-женски. Многие из них в этот момент заводят разговор о себе.
Заговорщическая улыбка. Майло никак на нее не отреагировал. Хауэр повернулся ко мне, надеясь на отклик, но я сделал вид, что вообще здесь ни при чем.
– Я только хотел сказать, – поспешил исправиться Хауэр, – что Элиза стала рассказывать о своем детстве. Отнюдь не безоблачном.