«Если так рассуждать, прошедшая ночь с Ириной – тоже сплошной грех».
«Нет, потому что Ирину ты любишь. Ты сам себе в этом признавался, хотя ей пока ничего не говорил (что неправильно, кстати, надо признаться). Любовь искупает грех. А то, что ты испытываешь сейчас, – самая настоящая похоть. Классическая».
«Не похоть, а естественная мужская реакция на красивую и сексуальную женщину рядом, которая делает всё, чтобы эту реакцию вызвать!»
«Я и говорю – похоть».
«Ханжа!»
«Бабник!»
– Всё хорошо? – Аня наклонилась к нему так, что его глаза сами нырнули за низкий вырез желтого сарафана, в котором виднелась соблазнительная грудь, а ноздри уловили будоражащий и тонкий запах духов. – У тебя сделался такой вид, словно ты выбираешь, что лучше – спасти мир или, наоборот, погубить его окончательно, чтобы не мучился.
– Нет, – он невольно сглотнул и отвёл глаза. – То есть да. Всё хорошо. Выбор сделан.
– Надеюсь, в пользу гибели мира, – она блеснула глазами.
– Даже не сомневайся, – Мигель поднялся. – Не подскажешь, где здесь туалет?
– Вон там, – показала Аня. – Выйдешь с территории и увидишь слева раскоп и деревянный мост через бывший крепостной ров. Так вот тебе не туда, а направо. Дорожка сама приведёт. Если совсем растеряешься, ищи указатель. Он заметный.
– Понял, спасибо.
– Возвращайся скорее, тореадор, – она коснулась его руки прохладными длинными пальцами. – Я буду ждать.
Он прошёл по широкой утоптанной тропинке прямо, свернул за угол дома и миновал большущий, в рост человека, сосуд. Он был собран и склеен из глиняных обломков и установлен на специальной конструкции из гнутой сварной арматуры, которая поддерживала его в вертикальном положении. «Древнегреческий пифос. Использовался для хранения зерна. III-IV век н. э.», – прочёл он на табличке рядом. Древнегреческий, надо же.
Дорожка, щедро посыпанная каменной крошкой, вывела его через открытые настежь ворота за ограду. Он сразу увидел деревянный мост слева, который был перекинут через довольно широкий, оплывший от времени ров. Дальше виднелись раскопанные остатки каменных фундаментов, между которыми угадывались узкие проходы-улицы. На вид весьма и весьма древнего происхождения.
Интересно.
Теперь Мигель видел, что находится на возвышении. Точнее – на высоком берегу реки. Сама река была не слишком широкой и сверкала жидким золотом под закатным солнцем впереди, на юге, сразу за верхушками тополей и лип, что росли внизу, под спуском к воде. За рекой, куда хватало глаз, тянулась степь, край которой терялся в туманной дымке у горизонта.
Над степью раскинулось высокое голубое небо Земли. Небо, к великой и ошеломляющей красоте которого он всё никак не мог привыкнуть. Оттуда, из этой степи и с этого неба, долетал тёплый ветерок и нёс с собой тысячи кружащих голову запахов трав, лета, воды, жизни.